Сегодня бабка настроена более миролюбиво, хотя в высказываниях особо не стеснялась. Если человек называет вещи своими именами, чего ради миндальничать?
Влада в гости шла как на экзамен, за столом держалась так прямо, что спина заныла. Была голодная, как всегда, с тех пор как поселилась в общаге. Деньги в первую очередь экономились на еде. А у бабуси на столе красная рыба ломтиками была разложена на продолговатой красивой тарелке. Какой-то салат незнакомый в глубокой вазе. И странные тёмные ягоды солёно-противного вкуса – маслины. Она их никогда не пробовала – гадость невыносимая, но не подавать же виду. Ой, мамочки, куриные окорочка, запечённые в духовке! Неужели отказаться придётся? Ножом аккуратно не отрезать, руками не возьмёшь.
Бабуся хмыкнула, заметила страдальческий взгляд внучки:
– Что передо мной-то ломаешься? Уже всё показала, что столовыми приборами владеешь. Бери руками, ешь, и так сидишь словно аршин проглотила. Вот привычки нищебродские, так голодной останешься.
Вроде позаботилась о внучке, но не расслабишься. Прямо как по минному полю: неверный шаг, взрыв – и собирай ошмётки своей гордости до следующего раза.
Да, старуха – кремень, никаких сантиментов. Через два часа внучку спровадила. Хорошего понемножку: поели, поговорили, пора и честь знать.
Странно, посуду помыть не дала, хотя Влада предложила. Боится, что дорогой фарфор кокнет, или ещё что-то? В квартире очень чисто, но судя по бабкиным ухоженным ногтям, вряд ли она хозяйством занимается. А может, делает всё в резиновых перчатках? Вообще, как ни крути, а за собой бабуся следит. Волосы уложены в затейливую причёску, цвет только уж очень экзотичный, лучше бы просто седыми оставила. Платье трикотажное, модное, сидит хорошо, морщинистую шею прикрывает очередной газовый шарфик, сегодня бирюзового цвета. Два крупных перстня на руке. Дорогие, наверное. Серьги тяжелые, массивные, бирюза в серебре. Глаза подкрашены. Бабуся похожа на иностранных старух, что ездят с фотоаппаратами по миру, не обременяя себя внуками. Вот бы посмотреть, какая она утром. А может, она так и спит в макияже и с причёской?
Отчего-то вспомнилось, как мама собиралась по утрам на работу. Невысокая, полная, уютная, она и на работе выглядела так же, как дома. Одно отличие – белый халат воспитательницы детского садика. Может, поэтому ребята всегда её любили: она была похожа на их мам.
А папа слишком отличался от поселковых мужиков. Мама была своей, отец – чужим. Влада начала понимать это только с возрастом. Поначалу совсем маленькой. Наверное, ей тогда года два было или три. Жили они в старом деревянном доме с мамой, папой и маминой бабушкой, бабой Верой. Баба Вера была небольшого роста, худая и ходила всегда в платочке. Лицо её сплошь покрывали морщины, а кожа мягкая-мягкая. Владе очень нравилось гладить бабу Веру по щеке. От прабабушки и пошло в их семье слово «детонька» и песенки, под которые засыпала Влада, а потом младшая сестра. Что-то было в бабе Вере неизъяснимо доброе, светлое, что делало жизнь уютной и счастливой. После дождя в доме пахло сыростью, в солнечные дни половики развешивали во дворе, но до конца запах сырости из них так и не выветривался. Владу купали в маленькой жестяной ванночке на кухне. Ещё был огород, в котором баба Вера, а вечерами и в выходные мама, что-то копали, поливали, собирали. И Владе нравилось тайком срывать крохотные огурцы размером с мизинец. Нравилось прятаться в зарослях лопуха за домом и ждать, когда баба Вера подойдёт близко-близко и удивлённо скажет:
