Детонька - страница 5



И Влада должна была выслушать и согласиться, что Марек был просто потрясающим сыном. Выходило, что за свои восемнадцать лет он успел больше, чем другие за шестьдесят. Ежу понятно, что Марек был копией своей матери, соответственно, обречённым на успешную и завидную жизнь. За что только ни брался гениальный Марек Домбровский, всё приводило к заслуженной награде. Если бы он пошёл в армию, то за короткий срок дослужился бы до генерала. Но Марек поступил в юридический ВУЗ. Впоследствии он, конечно же, стал бы великим адвокатом. Он побеждал в олимпиадах и конкурсах, играючи занимал призовые места в спортивных состязаниях. Изучал два иностранных языка. Он нравился девушкам. Влада так и ждала, что следующим подвигом Марека станет хождение по воде аки посуху. Она рассматривала фотографии: смазливый юноша с лисьими глазами пани бабуси и, судя по выражению лица и отрывочным воспоминаниям, обладатель чудовищного самомнения. Скорей всего, оно-то его и погубило. Спускаясь на лыжах на спор с горы, гениальный первокурсник Марек врезался в дерево. Сейчас окажется, что на среднерусском склоне горы рос баобаб, занесённый в красную книгу.


– Он умер моментально, слишком сильный удар. Марека не стало, у меня остался только Михал.

Влада слушала, поджав губы. Так распинается о старшем сыне – прямо и помер он не как все. Простой человек так, а великий Марек эдак. И выходило, что она жалеет, что старший успешный сын погиб, а младший неудачник остался. Хотя, наверное, и впрямь жалеет. Разве можно одного ребёнка любить, а другого нет? По-моему, их с сестрой любят одинаково.

Страшно даже представить, как мама жалела бы, что Анька умерла, а Влада осталась, или наоборот. Тьфу, тьфу, не дай Бог! Вот мысли дурацкие! Пусть все живут на здоровье и даже не болеют: ни мама, ни Анька, ни сама Влада. Хватит с них папиной смерти.

Ну, значит, умер Марек, и через несколько лет от сердечного приступа скончался дедушка, которого Влада увидела тоже только на фотографии. Худой дядечка с большими грустными глазами сидел в массивном кресле, положив руки на открытую книгу. Вот на кого похож папа. Такие же глаза и даже узкие кисти рук с длинными «музыкальными» пальцами. Профессор Борис Семенович Клюев. Хм, значит, пани бабуся записывала детей на свою фамилию. Ну, положим, Анька Клюева звучит вполне логично, а Владислава Клюева – не очень.


Влада давно заметила, что бабушка очень гордится своими польскими корнями и всячески это подчёркивает. Бедный папа, наверное, надеялся, что, назвав дочку Владиславой, растрогает пани бабусю. Как бы не так, её ничего не может растрогать, Стефания Юзефовна накрепко закована в свою стальную броню. А может, так и надо? Попробуй задень, и прётся она по жизни как танк, и получает всё, что считает нужным. Ни тебе переживаний, ни страданий, вон даже про ненаглядного Марека говорила – и ни слезинки.


Влада вспомнила, как умер папа. Позвонила Анька, плакала, толком ничего объяснить не могла. Это произошло совершенно неожиданно: просто присел на диван, пожаловался, что сердце кольнуло, и всё! Она тогда сорвалась домой и всю дорогу сидела как на иголках. Электричка тащилась как нарочно медленно, казалось, что делает остановки даже там, где и станций-то нет. Целую вечность ждала на остановке распроклятый старый поселковый автобус. Присесть так и не решилась, кружила вокруг остановки, кидалась на каждый звук проезжающих машин. Подвезти никто не хотел. Остановились только раздолбленные жигули с целой компанией подвыпивших парней. Конечно, сесть к ним не решилась. Вспомнилось мамино опухшее от слёз лицо. Глаза стали блёкло-голубыми, какими-то прозрачными, словно мама со слезами вымыла из них цвет. Анька плакала тихо-тихо, прижимая ко рту мокрый платок. И от этого становилось её невыносимо жалко. Не плакала только Влада. Нет, тогда она ещё не была одета в броню, как пани бабуся, просто злилась на всех. И злость была сильнее горечи. Злилась на соседей: припёрлись! Что, Мишу покойного жалко? Его же никто в посёлке не уважал. Не рукастый, не ухватистый, никчёмный. Между собой жалели Галю: нашла мужа, даром что москвич. Явились, лица постные, вроде как посочувствовать. Ну как же, развлечений никаких, сериал бразильский закончился, а тут какое-никакое зрелище. Теперь хоть есть о чём поговорить. Вот какие они добрые – и вдове посочувствуют, и дочек пожалеют. А что, машину-то заказали? И во сколько же стало? Да ведь и поминки надо делать – на такую зарплату не разгуляешься, должно быть, занимать придётся. А старшая-то девчонка – ни слезинки, глазами так и сверкает как кошка.