Детские сердечки - страница 18

Надо отдать должное Янеку и компании, в те дни они от меня не отвернулись, и всячески потакали. Хотя я уверен, что кое-кто, не будем тыкать пальцем в эту полноватую рыжеволосую женщину, был бы рад, если бы я наложил на себя руки. А ведь попытки такие я предпринимал. Пару раз глотал целую пачку снотворного, но в результате, проблевавшись, лишь дрых несколько суток. В пьяном угаре попытался вскрыть вены, располосовав левое запястье. Сколько вокруг было крови – жуть, но спасли. Ричард услышал, что я, до этого буянящий у себя в комнате, затих, и пошел проведать беспокойного подопечного.

Смерть не шла. И тогда пришло осознание, что погибнуть как собака – это не моя судьба. Проведение хранит для чего-то другого.

Одним ужасным осеним хмурым утром, я с трудом поднялся с топчана, и впервые попытался понять, где я в нахожусь, а самое главное – зачем.

Голова раскалывалась, во рту словно стадо парнокопытных енотов нагадило, мысли путались… Я понял, что всё. Хватит.

У изголовья ложа стояла недопитая бутылка пива, по вкусу напоминающее ослиную мочу. Обычное утро с него и начиналось. Но сегодня я вылил пиво в унитаз, благо вход в совмещенный санузел имелся и из моей комнатушки.

После уничтожения «врага», я решил умыться, но отшатнулся от зеркала над раковиной. Оттуда на меня взирал обросший, опухший, грязный бомж. Глаза помутнели и стали водянисто-безжизненными, а взгляд равнодушным и пустым.

Сбросив на кафельный пол вонючие тряпки, я забрался под душ. Упругие струи били по грязному телу, и я старался соскрести с себя всю накопишуюся мерзость. И только спустя полчаса отмокания показалось, что это более-менее удалось.

Растеревшись большим махровым полотенцем, я попытался найти в ванной бритву. Два рыжих одноразовых станка обнаружились в стаканчике для зубных щеток, которой я уже два месяца и не пользовался. Правда, не нашлось пены для бритья, но это не было проблемой, мыло прекрасно пенилось.

Я начал соскабливать всё, что за это время выросло на черепе. Раньше, чтобы обриться наголо требовалось пятьдесят три секунды ровно, но сегодня помучаться пришлось минут десять, не меньше.

Наконец, когда я снова стал похож на человека, встал новый вопрос – где найти чистую одежду, которая комнате отсутствовала как класс. При всей распущенности местных нравов ходить голышом по дому не хотелось.

От безысходности, перемотав чресла полотенцем, я выбрался наружу. Прохладно, но терпимо. Небольшой коридорчик вывел к деревянной лестнице, по которой я и спустился на первый этаж.

Кухня нашлась сразу. Холодильник, возвышающийся белым монстром, раскрыл своё нутро, обрадовав практически пустыми полками. Нашлось лишь два яйца, кусок сыра и немного зелени. Холостяцкий набор.

Уже через пять минут со сковородки на мою тарелку упала прелестного вида глазунья, за поеданием которой меня и застал, подъехавший Янек.

Заметив меня, уплетающего яичницу, он сел по другую сторону стола.

– Проснулся?

– Угу, – промычал я набитым ртом.

– Вот и хорошо. Завтра же пристроим тебя к делу. Ты, главное, больше не срывайся.

Дело оказалось непыльным. Всё что от меня требовалось – это сидеть в небольшой кофейне в центре Осло, прихлебывать ароматный кофе, заедая чизкейком, и пялиться, между делом, в окно.

В окне-то и было самое интересное. Оно выходило на узенькую улочку, где помимо плотно разбросанных магазинчиков и кафешек, на вторых и третьих этажах домов располагались квартиры. В одной из них проживала отнятая более года назад маленькая девочка, родители которой уже передали аванс за её возвращение. Мне нужно было изображать писателя, и с задумчивым видом записывать наблюдения за передвижениями новых приемных родителей девочки. Ричард их вёл по городу, но чтобы лишний раз не светиться, за домом следил я.