Но полпути хорошенькая селянка остановилась и выпрямилась, подняв ладонь козырьком ко лбу. На ее губах играла сочная ласковая улыбка, на щеках алел легкий румянец от быстрого и крутого подъема. Шион единственный из друзей вскочил на ноги и помахал путнице, и девушка радостно ответила ему.
Когда она приблизилась, он привлек ее к себе и с чувством поцеловал в губы. Было видно, как девушка тает от удовольствия в руках бога, как взволнованно дышит от близости с ним. Шион обольстительно облизнулся и увлек ее в рощу. Вскоре ветерок донес оттуда счастливый женский смех.
– Сегодня одна, завтра другая, – с легкой завистью прокомментировал Симон, который сидел, откинувшись на руки и вытянув ноги, – хорошо, когда дома никто не ждет. Не то, что нас с тобой, а?
– В Подэре, – вполголоса ответил Рогар, глядя вдаль, где у подножия горы курились дымком жилища меаррцев, а чуть ближе, на окраине поселения, с веселым гомоном носились маленькие дети.
– Что? – не расслышал Симон.
– Надо говорить «в Подэре». Там, за разломом, больше не наш дом. Наш дом теперь – Эра.
– Да, да, конечно, – равнодушно пожал плечами бородач. – Я тебе о другом толкую. Я ужасно соскучился по женской ласке, просто не могу больше терпеть! Еще немного, и сам начну ластиться от одной селяночки к другой, без разбора. Единственная мысль, которая меня останавливает, это то, что рано или поздно здесь появятся наши жены и им совсем не понравится, если они узнают, что мы не сумели сдержать своих жеребцов в штанах. А они узнают, уж поверь, они найдут способ узнать!
Он покачал головой и погрозил сам себе пальцем, усмехнулся и только потом покосился на Рогара, с высоты жадно пожирающего взглядом весь Меаррский дол, от края до края.
– Эй, да ты слушаешь меня вообще? Соскучился по своей жене, а? А по детям? Сколько их у тебя, напомни?
Рогар неохотно разлепил губы.
– Двое.
– Вот! Я мечтаю о том дне, когда наши семьи попадут в Эру, чтобы жить тут с нами. Чтобы вон там… – широким жестом Симон указал вниз, туда, где высокий медноголовый Эффит по привычке запускал в воздух игрушку с лентами. Дети прыгали вокруг него, как мячики, и визжали, – …чтобы это наши дети вон там играли. Я мечтаю, чтобы все наши сумели перебраться в Эру!
Не дождавшись реакции, он повернулся к собеседнику и прищурился:
– Рогар?! Ты слышишь меня? У тебя такое странное лицо…
***
– Мой дей?! Вы слышите меня?! У вас такое лицо… что-то случилось?!
Рогар заставил себя встряхнуться, отвлекаясь на женский голос. Та, что шла сейчас рядом с ним, очень напоминала ему Ириллин: такие же мягкие руки, мягкий тон, мягкий взгляд. Если бы не белокурые локоны вместо темных, он мог бы в первые секунды после самозабвения перепутать, где находится и с кем говорит. Но Ириллин только с виду была мягкой, ей хватало достаточно смелости, чтобы напоминать собой стилет, обернутый в бархатный футляр. По крайней мере, пока жизнь с богом не сокрушила ее настолько, что она начала присылать Рогару черный плат в моменты их разлуки.
Однажды ночью она остановила его в полуметре от разлома – кончики пальцев его вытянутой руки уже почти что коснулись радужной стены. Подэра звала, Подэра пела, Подэра обещала ему то, что могла дать лишь она одна.
Забвение.
Безмолвие.
Конец.
«Они поймут, Рогар, – шептала тогда Ириллин и плакала, из последних сил упираясь в его грудь всем своим малым весом, – однажды они поймут, почему ты поступил так».
