– Еще, – попросила она и сжала мышцы, не желая выпускать ни капельки из себя, – дай мне еще. Так много, как только сможешь.
Он зарычал, вклиниваясь в нее сильнее, хотя оба понимали, что лишь пытаются поймать слабые отголоски того разрывающего на куски взрыва, который только что накрыл их. Внутри у Кайлин все горело, ее плоть была истерзана им, а сердце екнуло, когда она услышала тихий шепот:
– Мой рачонок… мой сладкий сон…
– Не оставляй меня, любимый, – глотая слезы, она вновь обвила руками его шею, нежно прижалась лицом к его грубой обветренной щеке, – не выходи из меня. Отнеси меня в постель.
Нетвердыми шагами, пошатываясь, удерживая ее на себе, дей послушно добрел до кровати и опустился на нее. Кайлин с сожалением ощутила, как его член выскользнул из нее, а в следующее мгновение услышала, как он дышит. Ровно и спокойно. Откинув голову на подушки и расслабившись. Она зажала обеими руками рот, чтобы заглушить рыдания и не нарушить его только-только наступивший сон. С трудом, хватаясь за столбики балдахина, поднялась с кровати. Ее бессмертный бог лежал, раскинувшись, на белых простынях, измазанный ее кровью, и безмятежно спал. Но что будет, когда он проснется?
Осознание навалилось на нее тяжелым плотным одеялом. Что стало бы с ним, если бы, очнувшись на утро, он бы обнаружил, что собственной рукой убил ее? Это окончательно бы его подкосило. Тот мужчина, который играл с ее ребенком на медвежьей шкуре у каминного огня, который хотел верить в лучшее или хотя бы убедить ее в этом… он так не походил на темный ночной силуэт, разговаривающий хриплым голосом о вещах, половину из которых Кайлин не понимала. О чем он говорил? Что за твари мучают его? Какого еще нападения он опасается и ждет? И что такое Надэра?!
Опустившись на колени, Кайлин раздула угли в камине, подбросила еще дров. В слабом свете разгорающегося пламени принялась шарить руками по полу в поисках свеч. Первая попавшаяся оказалась разрубленной на мелкие кусочки, но половина второй уцелела. Кайлин зажгла ее, встала на ноги, разглядывая себя. Порез на животе все еще кровоточил, но был явно неглубоким. Ничего такого, с чем бы не справилось Благословение, нужно лишь остановить кровь.
Кувшин с водой был разбит, тазик для умываний расколот. Вздохнув, Кайлин отыскала и накинула на себя теплый ночной халат и, придерживаясь рукой стены, вышла из спальни в поисках того, чем бы промыть и перевязать рану.
И вздрогнула, наткнувшись на Ириллин.
Одетая в длинную плотную ночную рубашку с рукавами и завязками под горлом, с распущенными по плечам темными волосами, та сидела в коридоре на полу, прислонившись к стене прямо напротив двери в покои дея. Рядом стояла плошка с оплывшей свечой. После тепла спальни здесь ощущался дикий холод, ноги Кайлин, обутые в теплые войлочные туфли, мигом заледенели, и она и представить не могла, каково это – сидеть на каменном полу, по которому гуляют сквозняки.
Зато могла представить, каково это – сидеть напротив запертой двери. Сама так делала совсем недавно. На миг ей снова стало жаль эту старую одинокую женщину, с которой они поменялись ролями.
Ириллин медленно подняла на нее взгляд. В полумраке пустого коридора, освещенного единственной крохотной свечой, ее глаза казались полностью черными, как вода ночного озера.
– Слуги услышали шум, – тихо заговорила она, отвечая на невысказанный вопрос Кайлин, застывший, должно быть, на лице. – И позвали меня, как им приказано делать в подобных случаях. Я шла, чтобы узнать, в чем дело. Но потом…
