Как-то ночью – а ночь это была стратегическая – Рик принялся целовать меня, как обычно, начиная с плеч и постепенно опускаясь вниз, и вдруг остановился. Я почувствовала, что губы его застыли на сгибе руки. Я ждала продолжения, но его не последовало.
– Элла, посмотри, – заговорил он наконец.
Я открыла глаза и, проследив за его взглядом, отдернула руку.
– А-а, это, – просто сказала я и принялась изучать выступившие на коже красные чешуйки.
– Это что?
– Псориаз. Он у меня уже был, в тринадцать лет, когда родители только что развелись.
Рик вгляделся в кружок покрасневшей кожи и, перегнувшись, поцеловал меня в закрытые глаза.
Открыв их, я успела уловить мелькнувшую в его взгляде брезгливость. Впрочем, он тут же взял себя в руки и улыбнулся как ни в чем не бывало.
Всю следующую неделю я беспомощно наблюдала, как пятно увеличивается, а затем распространяется на другую руку и оба локтя. Вскоре краснота перекинется на лодыжки и икры.
По настоянию Рика я пошла к врачу. Он был юн, резок и избегал выражений, которыми любят пользоваться американские врачи для успокоения пациента. Чтобы понять его стремительную речь, мне приходилось напрягаться.
– Раньше у вас это было? – спросил он, рассматривая мои руки.
– Да, в отрочестве.
– А с тех пор?
– Нет.
– Вы во Франции давно?
– Шесть недель.
– И надолго приехали?
– Наверное, на несколько лет. Мой муж работает в строительной фирме в Тулузе.
– Дети у вас есть?
– Нет. Пока нет. – Я покраснела.
«Возьми себя в руки, Элла, – прикрикнула я на себя. – Тебе двадцать восемь, пора бы перестать смущаться по такому поводу».
– Работаете?
– Нет. Сейчас нет. В Соединенных Штатах работала. Акушеркой.
У него округлились глаза.
Une sage-femme?[6] И собираетесь практиковать во Франции?
– Вообще-то хотела бы, но пока еще не получила разрешения на работу. К тому же у вас другая система, так что для начала придется сдать экзамен. Сейчас занимаюсь французским, а осенью поступлю в Тулузе на курсы, чтобы подготовиться к экзамену.
– Вы выглядите усталой. – Он резко сменил тему, как бы давая понять, что не следует тратить его время на разговоры о моей профессиональной карьере.
– У меня бывают кошмары, но… – Я оборвала себя на полуслове, не желая посвящать его в свои семейные проблемы.
– Вы несчастливы, мадам Тернер? – мягко спросил он.
– Да нет, с чего вы взяли? – неуверенно ответила я.
«Но когда чувствуешь себя такой усталой, трудно сказать», – добавила я про себя.
– Видите ли, псориаз нередко вызывается бессонницей.
Я кивнула. Слава богу, с психоанализом покончено.
Доктор прописал кортизоновую мазь, свечи, уменьшающие отек, снотворное на случай, если резь будет мешать заснуть, и велел прийти через месяц.
– И еще одно, – добавил он, уже прощаясь, – когда забеременеете, обращайтесь тоже ко мне. Я ведь помимо всего прочего и гинеколог.
Я снова покраснела.
Моя влюбленность в Лиль-сюр-Тарн длилась немногим больше, чем здоровый сон.
Это был красивый мирный городок, жизнь здесь в отличие от Соединенных Штатов протекала неторопливо, и то, что называется ее качеством, было не в пример лучше. Продукты на субботнем рынке, особенно на вкус тех, кто привык к супермаркетам с их пресной пищей – мясо в boucherie[7], хлеб в boulangerie, – были превосходны. Обед в Лиле все еще оставался главным застольем, дети спокойно играли, не опасаясь ни машин, ни незнакомцев, и просто поболтать всегда оставалось время, никто не торопился так, чтобы не было возможности остановиться и перекинуться парой слов с любым прохожим.
