Стоило мне только плюхнуться в кожаное кресло, как папа заговорил…
— Скажешь прессе, что случайно увидел, как перевозили товар. Вот и невольно стал свидетелем. Тогда это сыграет нам на руку.
Безусловно, «нам» на руку это не сыграет, а только «ему», но я разумно промолчал. Впрочем, что мне остается?!
— Я был в отделе, — сквозь зубы прорычал отец, а затем одним махом осушил стакан. Поморщившись, он продолжил, — Калинин хочет свободы в обмен на свое молчание. Хочешь знать, почему только ты замешан в этом дерьме?
Теперь все вставало на свои места.
— Чтобы тебя можно было использовать. Потому что все знают, кто твой папаша, и что он сделает много ради того, чтобы вытащить твою задницу.
Слова звучали, как упрек. Всякий раз, стоило мне что-нибудь вытворить, как папа повторял одно и тоже, а именно как я всем ему обязан. Даже будучи ребенком в школе за мелкие пакости, которые к слову были не особо значимыми, я каждый гребаный раз слушал упреки. За двойки, за проигрыш команды в футболе, будто я один играл из всей команды.
— Не думал я, что ты такой дурак бестолковый! — горько покачал головой словно в отчаянии, а после добавил, — Можешь быть свободен.
Кивнув, я встал и поспешил покинул это логово.
С детства я не любит посещать этот кабинет. Для меня он был, сродни камерой пыток. Каждый раз я там получал. Благо, отец меня не бил. Отнюдь, это было ниже его достоинства, а вот говорить что я бестолочь, позорище, подкидыш и тому подобные красноречивые эпитеты, в самый раз. Не помню, когда все это началось. Кажется, лет в пять…
Тогда я случайно разбил вазу и впервые узнал, что такое унижение. Вполне возможно, я должен был вырасти зашуганным и неуверенным в себе, но к счастью, этого не произошло.
Порой я задумывался, как жилось маме с таким тираном. Он не знал ласки, заботы. К ней он относился как к должному. Он уважал ее, говорил почтительно и по делу, не поднимал руку, но вместе с тем был холоден и отчужден.
Час от часу, мне казалось что ему вообще нет никакого дела до нас. Впрочем, пожалуй так оно и было. Даже когда жена ему изменила, он отнесся к этому, как к ничего не значащей мелочи.
Единственная его слабость была пару дней тому назад, когда отец сказал что ему «больно». Хорошо, возможно, это звучало не совсем так, однако смысл определенно был в этом. А в остальном он вел себя безразлично. Была и была. Нет?! Ну и фиг с ней!
Нет, мать я не простил. И даже не мог понять, неужели было сложно просто развестись, а не укатить в закат с любовником?!
Я лежал на спине в своей комнате и размышлял о своем крайне тяжелом «бытие», как раздался телефонный звонок, тем самым прерывая мои «думы».
«Мегера» — высветилось на экране, а мое лицо между тем исказилось неприязнью.
Если и есть в этом мире человек, который бесит меня больше нежели недоженщина соседка, то это вне всяких сомнений, староста.
Однажды с ней по пьяни переспав, я подписал себе приговор. Теперь эта грымза пыталась всякий раз мне насолить. Пожалуй, будь я не таким козлом и запомни ее имя после нашей совместной ночи, то она бы не стала меня отмечать на каждой паре, однако алкоголь оказался столь крепким, что на утро я нихрена не помнил. И нынче мне приходилось расплачиваться.
— У аппарата, — принял я вызов.
— Разумовский, — высокомерно проговорила эта горгона. — Ты еще жив?!
Я закатил глаза на её реплику, эта девушка- анаконда, проглотит и не подавиться.
