И взгляда не отводя, начинает раздеваться. За секунду его обнаженное тело накрывает мое, а руки беспрепятственно подгибают мои колени.
Ноль сопротивления.
Одно движение – и он во мне.
Я невольно дергаюсь и чувствую, как моя плоть трется об его - твердеющую и горячую.
Но Эмин медлит. С бешеными глазами и хриплым дыханием – медлит. Дает время привыкнуть к факту собственности.
И вытирает влагу с моих глаз.
- Я твоим первым стану. И последним, - тихо рычит он, - ты поняла?
Он сильнее сжимает колени. Разводит их в стороны и скользит по мне взглядом. Тело бросает в дрожь. От его взгляда или от завывающего в простреленное окно ветра - грудь твердеет.
Эмин подается вперед, и влажное нутро чувствует горячий напор. Твердый. Деревенеющий с каждой секундой.
И это войдет в меня?
Боже.
- На меня смотри.
Я глотаю воздух ртом. Эмин трется своим органом о влажные складки. Нарочито медленно толкается внутрь концом, разрабатывая меня. Всхлипываю. Он медлит, разжигая огонь.
Голова отчаянно сопротивляется.
Я извиваюсь в его руках, но каждый раз возвращаюсь на исходное место – невольно толкаюсь навстречу его члену. Боже, он не поместится в меня. Это невозможно. Наверное.
- Не торопись, - жестко усмехается, - я и сам боюсь сдохнуть, если не возьму тебя сейчас.
Эмин целует. Сильно. Жадно. С рыком вдавливая меня в кровать.
Большой орган скользит в меня – тяжело, туго, он устремляется в горячее лоно. Растягивает сантиметр за сантиметром. Прорывается внутрь, сдирая преграду в кровь, и наполняет всю, без остатка. Так, что во мне ему не остается места.
Я глухо вскрикиваю. Тело сотрясает дрожь от боли и нехватки кислорода. Эмин вошел в меня. Ворвался. Грубо и совсем не сожалея о своей жестокости.
Я вцепляюсь в его плечи, впиваюсь в них ногтями и пытаюсь сделать вдох. Эмин набросился на меня, лишив напором дыхания.
Его огромное тело придавило меня к постели.
Его огромный орган заполнил меня до конца. Лишил невинности. Стал первым.
Раздвигая меня изнутри, он прорывался все глубже и глубже. Пока не уперся до конца.
- Моя девочка. Моя жена. Моя собственность.
Полурык. Полустон.
Я обвиваю его бедра своими. Сжимаю с силой, чтобы заглушить боль где-то внутри. Распирающую и давящую.
- Моя вся.
Эмин обещал что-то хорошее, когда яростно насаживал меня на свой орган.
Эмин говорил, что мне будет нравиться, когда внутри распирало до искр. Когда он нанизывал меня на грех.
Говорил, что теперь я принадлежу ему. Что была непорочной и чистой, а стала его – мраком и пороком. А меня раздирало на части.
И он начал двигаться. В глазах потемнело. Вновь.
- Маленькая, сейчас будет хорошо.
Отчаянно качаю головой. Он таранит меня. Где хорошо?
И снова нанизывает на себя. Пронзает толчками – один за другим. Я сжимаюсь в ожидании такой же боли.
- Не сжимайся! – цедит сквозь зубы, - не сжимайся, твою мать!
- Эмин, мне больно, - я плачу, не скрывая слез.
Эмин чертыхается. Кулаками упирается в кровать, избавляя от груза своего тела. Но не избавляя от органа во мне.
- Я не выйду из тебя, пока не перестанешь сжиматься, - цедит, тяжело дыша, - иначе второй раз будет тоже больно.
А второй раз будет? Мамочки…
Эмин продолжает входить в меня, пожирая глазами. На его лбу выступили капельки пота. На шее вздулись вены. Он успевает вытирать мои слезы и толкаться. Еще сильнее разводит колени в стороны.
Я всхлипываю, но пытаюсь расслабиться. Мое тело не готово принять его, но принимает. И рвется на части.
