Читать онлайн Евгений Енин - Девочка-мебель

© ЭИ «@элита» 2016

Янка толкнула окно. Закрыто. А ведь она специально его открывала, уходя из дома. Наверное, мама закрыла. Вечно она так. Значит, придётся домой заходить через дверь. Она нырнула вниз, в метре над землёй спрыгнула с леталки, и успела её сложить прежде, чем ноги коснулись асфальта. Довольно хмыкнула. Такой фокус она подсмотрела в школе, у Насти, девочки года на два её старше, и неделю тренировалась.

Кроме обычной школы, Янка училась в школе фейской, замаскированной от родителей под Центр развития творческих способностей. Отчасти это было правдой, про способности, они такое иногда творили, в этом центре, что его ремонтировали раз в месяц, и перестраивали раза четыре в год.

Янка сунула леталку в сумку, в сложенном виде та как раз там помещалась. Это её первая настоящая фейская вещь, подарок ведьмы Эммы. Впрочем, и последняя. Оказалось, ничего такого специально фейского не бывает. И летать можно хоть на черенке от лопаты, хоть на ломе, хоть на садовой скамейке, только их таскать с собой неудобно.

Янка погромыхала ключами, запрыгнула в квартиру, разулась, наступая на пятки кроссовкам, прошла на кухню. Ага, записка: «Котлеты в холодильнике, газовую плиту не включай, разогрей в микроволновке, целую, мама».

Янка открыла холодильник. Из холодильника высунулась рука и протянула ей котлету. Надкушенную. Она машинально взяла.

– Угу, спасибо. Что???

Янка секунду смотрела то на котлету в своей руке, то на дверцу холодильника, соображая, куда её деть.

– Да кто там ещё!

Она шлёпнула котлетой по кухонному столу, превратив её в мясной блинчик. Потянулась к холодильнику, посмотрела на свою котлетную ладонь, скакнула к мойке. Смыв котлету, вытерев руки и несколько успокоившись, потянула дверцу. Дверца открылась на сантиметр, и тут же захлопнулась: кто-то держал изнутри. Янка упёрлась ногой в стену, хэ-э-эть! Дверца не открылась, а внутри холодильника что-то затрещало. Ладно, хватит дёргать, холодильник ни в чём не виноват.

– Эй! – Янка постучала в дверцу. – Открой немедленно! Слышишь, ты! Ты! – Она не знала, как к нему обращаться. – А ну, вылезай, ты, снеговик придурочный!

Из холодильника послышались какие-то звуки.

– Что? Не слышу! Открывай, говорю! Или я дверцу стулом подопру, и ты станешь там свежезамороженным.

Дверца приоткрылась. Янка зло её дёрнула. Из холодильника на неё смотрели испуганные глаза какого-то мальчишки. Изо рта у него торчал кусок котлеты.

– Ты что это, ты мой обед сожрал?!

Янка взбесилась. Ей не было жалко котлет, но она терпеть не могла самоуправства.

– Ну и подавись тогда!

Она схватила его за волосы и запихнула в рот последний кусок котлеты. Мальчишка рефлекторно пытался прожевать вдавленное.

– Ай!

Янка выдернула пальцы, а то он начал жевать их вместе с котлетой.

– Ты что, ещё и людоед? Может, ты ещё за ногу меня укусишь? – Янка показала на свою ногу.

Мальчишка затряс головой, всем видом показывая, что намерений кусаться за ногу у него нет.

– Вылезай!

Янка показала пальцем на плиточный пол кухни. Так собаке командуют: место!

Мальчишка вылез. Одной рукой он придерживал на голове кастрюлю с куриным бульоном. Он поставил её себе на голову, чтобы поместиться в холодильнике.

– Дай сюда!

Янка сняла кастрюлю, поставила на место.

– Ты кто?

Мальчишка судорожно проглотил остатки котлеты.

– Фёдор я. Фей холодильника. Нет-нет, не этого. – Он поймал изумлённый взгляд Янки, брошенный на родной холодильник. – Не узнаешь? Я из фейской квартиры.

Он пригладил волосы и покраснел. На Янку он смотрел испуганно, исподлобья. Боялся, что она его не узнает.

– Помнишь? – робко спросил мальчишка.

Янка вспомнила.

– Фёдор? Ты? Фёдор! Привет!

Точно, это он. Только с котлетой во рту и кастрюлей на голове узнать его трудно. Когда она видела его в последний раз, он был ростом так же, как сейчас, примерно с неё. Вот только она тогда и до пяти сантиметров не дотягивала.

– Федечка! – Янка стиснула шею фея.

Через пару секунд она отодвинула слегка задохнувшегося Фёдора от себя и посмотрела ему в глаза, придерживая за плечи.

– Что случилось? Только говори честно.

В последний раз, когда в её квартире обнаружились гномы, всё кончилось двухдневной беготней по Москве за бывшей фейской королевой. Москва при этом почти не пострадала. Так, самую малость. Фёдор, конечно, не гном, а фей. Значит, бегать придётся не два дня, а четыре.

– Да не, так, ничего…

Фёдор махнул рукой и посмотрел на потолок так, будто сидеть в чужих холодильниках и жрать чужие котлеты было для него самым обычным делом.

– Не ври. Снова Клавдия, королева, что-то затеяла?

– Клавдия? Да не, она свинарник убирает, что она может затеять? Только какашками кидается, когда мимо проходишь. А я это, так просто, соскучился. Ну, в гости.

– Понятно. Я вот прямо так и поверила. А ты всегда в гостях в холодильники прячешься?

– Янка, ты извини, я по привычке. Ну, пойми, я же двадцать лет феем холодильника отработал, а в деревне у гномов не то, что холодильников, даже электричества нету. Ну вот, я и не выдержал, – вздохнул Фёдор.

– А то, что размеры у того холодильника, по которому ты соскучился, другие, ты не подумал? Не подумал, что в фейской квартире ты ростом был с три пельменя?

– Ну, всё, всё, – Фёдор выставил перед собой ладони. – Прости! Больше не буду. – Он оглядел кухню. – Ну, и как ты тут? – спросил фей светским тоном, переключая разговор на другую тему.

– Что как я тут? Живу я тут…

– А… Ну и мы… Там живём… Помнишь, как мы уезжали?

Фёдор безуспешно пытался завести беседу ни о чём.

– Помню, – улыбнулась Янка. – Слушай, Федь, подожди, я, между прочим, есть хочу. Там хоть осталось что-то?

Янка засунула голову в холодильник.

– Бутерброды с сыром будешь? – спросила она из вежливости.

– Ну… Давай, что ли.

Фёдор сказал это так, как будто ему предложили пюре из лягушек, но в гостях отказываться неудобно.

Янка достала сыр.

– Ты что, не наелся?

– Ну, я так, за компанию. Как вообще дела? – Фёдор надкусил первый бутерброд. – Что было тут у тебя?

– Ну…

Янка задумалась, ковыряя пальцем масло.

– Даже не знаю. Была, конечно, парочка историй, с тех пор как мы не виделись.

– И?

Глаза у Фёдора заблестели, уши растопырились, челюсти задвигались быстрее.

– Ну, ладно, слушай. Я тут… В общем, вляпалась.

Как Янка превратилась в трюмо, она до сих пор не понимает.

Угораздило как-то.

Может, меньше волшебной палочкой махать надо. Вдруг это зараза какая-то волшебная, вроде простуды. Перегулял на улице – чихаешь. Перемахал палочкой – и ты трюмо.

Она даже не знала, как эта штука называется, потом только узнала. Дома у них трюмо не было. Только обычные зеркала. А трюмо – это зеркало и ещё два зеркала по бокам, и они поворачиваются на шарнирах. Внизу – вроде тумбочки с ящичками.

Вот такой ящичек она задумчиво открывала и закрывала. Открывала и закрывала. Пока не поняла, что она открывает и закрывает ящичек, будучи тумбочкой. И зеркалом. Вместе – трюмо. Ну, заорала, конечно, попробовала выскочить из этого… Из той штуки, в которой очудилась. Именно очудилась, а не очутилась.

Вроде только что сидела дома, думала о чём-то своём, о фейском. Например, о том, что жульничать с игровыми автоматами, заставляя их тошниться билетиками, нехорошо. Хлоп – и она уже внутри трюмо. Хотя, даже хлоп не было. Скорее – раз! – и ты внутри.

Янка поёрзала.

Ящики задвигались.

Да нет. Всё гораздо хуже. Она не внутри трюмо. Она сама – трюмо. Была обычной московской малолетней феей, стала предметом мебели. Не новым, кстати. Коричневый лак поцарапан, местами пузырится, амальгама зеркал пошла пятнами. Одно пятно такое большое, что ей приходилось пригибать голову, чтобы посмотреть – что вокруг.

А вокруг какая-то комната. Из своего зеркала она видела двуспальную кровать и шкаф. А створки-то боковые, створки поворачиваются! Янка заскрипела петлями, поворачивая зеркала. Вот окно, сервант, дверь.

Дверь начала открываться.

– А ну, спрячься немедленно! Ты что себе позволяешь!? Что ты там маячишь? Не видишь, хозяйка заходит!

Вот уж чего-чего, а спряталась бы Янка с превеликой радостью, да так, чтобы её никто никогда не нашёл, и без всяких криков. Тем более кричал шкаф. Когда на вас кричит шкаф, хочется спрятаться, даже шкаф кричит: прекратите прятаться немедленно. Янка заметалась по зеркалу. Так по стене мечется солнечный зайчик. Отражаясь от зеркальца, которое держит трясущийся от страха человек.

– Прекрати сейчас же виднеться! – кричал шкаф.

– Чего? – пискнула Янка.

– Стань прозрачной!

Как-то ей это удалось. Не спрашивайте, как. Станете зеркалом – научитесь.

И вовремя.

Только она распрозрачнилась, как в неё заглянула женщина лет пятидесяти. Женщина поправляла причёску, близоруко щурясь, почти касаясь зеркала носом. А с той стороны на неё, выпучив глаза и зажав рот руками, смотрела Янка. Женщина смотрела Янке в глаза и брызгала на себя лаком. Янка пучилась. Невидимой быть она привыкла, фея всё-таки. Но в неё ещё ни разу не причёсывались.

– Фух! – скрипнул дверцей шкаф, когда хозяйка вышла. – С ума сошла, да? А если бы она тебя заметила? Вот, помню, был случай. Так же одно зеркало зазевалось. Хозяйка – бух! – шкаф бухнул чем-то внутри себя. – И в больницу. Так перепугалась. А вернулась, давай мебель менять. И всё, брата моего двоюродного, трёхстворчатого с антресолью, на дрова отправили. Он сам мне и рассказал напоследок.

– Здравствуйте, – запоздало решила поздороваться Янка, не зная, как ещё отреагировать на трагическую историю из жизни шкафов.

– Да здравствуй, здравствуй уже. Новенькая, что ли? Раньше-то кем была? Тумбочкой, небось, судя по глупости. И кто только таких в зеркала пускает?

– Я раньше девочкой была.

– Чего?

– Девочкой.

По зеркалу побежало отражение слезинки. Янка хотела вытереть щеку, но только двинула левой своркой трюмо. От чего разревелась в полный скрип. Трюмо зашаталось и захлопало створками.

– Тихо ты! Ещё сломаешься! – прикрикнул на неё шкаф. – Девочкой так девочкой. Эка невидаль. Кого тут только нет. Хватит реветь.

Янка закрыла створки трюмо, как закрывают лицо руками, чтобы успокоиться.

– А вы кто? – спросила она минут через пять.

– Как это кто? Не видишь, что ли? Шкаф. Из гарнитура. Только из всего гарнитура только я один и остался.

Шкаф вздохнул, стукнув полками.

– Остальные уже кто где. Но, опасаюсь я, большей частью на свалке. Разве что книжная полка жива ещё. Она такая, знаешь, крепкая очень была, устойчивая.

– А я? – спросила Янка.

– Что я?

– Я так и буду мебелью?

– А чем тебе не нравится? Хочешь, лампой становись. В квартире двумя этажами выше лампа не занята, тоже в спальне. Только скучно это, с потолка свисать.

– Эй! На себя посмотри! Сарай деревянный! – заругался кто-то дребезжащим голосом.

«Это же лампа говорит», – поняла Янка. Лампа даже раскачивалась от возмущения.

– Вот выключу вам свет, будете знать! – брюзжала лампа. – Что вы понимаете, мебель!

Это слово лампа сказала, как мы говорим… В общем, тоже говорим «мебель», о каком-то человеке.

– Да выключай! – засмеялся шкаф, отчего его стенки несколько раз выгнулись и вогнулись. – Нам-то что? Мы тут что, иголки с пола собираем?

– Ах, так! – искрилась лампа. – Выключусь – хозяева в темноте ничего в вас не найдут, выкинут вас на помойку.

– Зачем же нас выкидывать? Они фонариком посветят. А выкинут потом тебя, тёмная ты наша.

– А я вам, а я вам!..