Теперь призрак спотыкался и оплывал, как серое, почти погасшее пламя. Наконец он исчез в пятнистой от солнца тени ближайшего дерева, и сэр Мармадьюк набросился на него. Хищно согнутые пальцы сомкнулись на чем-то, скрытом травой.
Он стоял спиной к Мейкпис, но она заметила, как он нагнул голову и поднял то, что сжимал, к лицу.
Раздался резкий звук чего-то рвущегося. Что-то вскрикнуло: слабый, невыносимый, но все же, как это ни невероятно, похожий на человеческий вопль.
Мейкпис невольно ахнула, а Джеймс закрыл ей рот ладонью, чтобы она не выдала их обоих.
– Мы ничего не можем сделать, – прошипел он ей на ухо.
И снова послышался треск раздираемого на части призрачного тела. Больше Мейкпис вынести не могла. Вырвавшись из рук Джеймса, она помчалась в дом. Джеймс догнал ее у кухонной двери и крепко обнял, пытаясь успокоить дрожь.
– Это был Джейкоб! – прошептала Мейкпис.
Шутник Джейкоб, который всегда смеялся, потому что был среди друзей.
– Знаю, – со сдержанным гневом ответил Джеймс.
– Он разорвал его. Он…
Она не знала точно, что сделал сэр Мармадьюк. И была достаточно твердо уверена, что укусить призрак невозможно, но все же перед глазами стоял Старший, раздирающий зубами беспомощного призрака.
Лорд Фелмотт говорил об «уничтожении паразитов», и Мейкпис никогда не позволяла себе задумываться над этим. Просто радовалась, что никакие бродячие призраки не смогут напасть на нее в Гризхейзе. Но теперь своими глазами увидела, что означает подобное уничтожение.
Именно это и сделают Фелмотты с духом медведя, если узнают о нем? И что, если она или Джеймс умрут в Гризхейзе? Их тоже затравят и разорвут?
Она видела улыбку сэра Мармадьюка, словно тот охотился ради забавы.
– Он наслаждался этим! – горько прошептала она. – Ты был прав во всем! Это гнездо дьявола! Позволь мне пойти с тобой!
Сбежали они во второй половине дня. Джеймс вызвался собрать растопку, Мейкпис ухитрилась получить поручение сходить в лес за грибами и диким цикорием. Они встретились у старого дуба, откуда и тронулись в путь.
Они быстро шли по тропинке, пытаясь выглядеть естественно, и Мейкпис боялась, что сердце, грохочущее в груди, вот-вот разорвется. Впервые она задумалась над тем, почему Джеймс бежал снова и снова. Не потому ли, что желал почувствовать прилив небывалой жизненной энергии? Хотя он шел небрежной походкой, Мейкпис заметила, как глаза его бегают из стороны в сторону. Боится соглядатаев?
Едва поля сменились пустошами, они сошли с тропинки и пошли наугад. Мейкпис вынула крошечную щепотку перца, украденного из драгоценного сундучка с пряностями, который хранила мистрис Гоутли, и посыпала дорожку, чтобы собаки не взяли след.
Извилистая дорожка через пустошь таила ловушки. В ярко-зеленых зарослях папоротника часто скрывались ямы, кусты колючего шиповника, острые камни и корни, в кровь сбивавшие пальцы ног. После того как они несколько часов оскальзывались и карабкались, солнце село, а небо приобрело темно-коричневый оттенок, цвет умбры.
– К этому времени нас уже хватились, – заметил Джеймс, – но сомневаюсь, что они смогут вести поиски в темноте.
Мейкпис гадала, сумеют ли они найти путь, когда совсем стемнеет. По мере того как увядал последний свет, она ощущала медленное пробуждение медведя. Он очень удивился, обнаружив, что вокруг нет стен. Девочка невольно поднялась на цыпочки и задрала голову, чтобы он лучше видел и чуял запахи.
