– День добрый, хорошей работы вам, – произношу насмешливо. Взяв себя в руки, прячу эмоции. К этому мне тоже не привыкать.
– Мира Ахметовна? Так неожиданно…
– Мама дома?
– Конечно. Но я предупредить должен, вы понимаете.
– Конечно понимаю, давай. Я подожду.
Егор Дмитриевич направляется к главному дому, хотя мог и по рации сообщить. Видимо я – слишком важное явление. Не знаю, приятно мне от этого, или горько.
Двое молодых охранников, новенькие, мне не знакомы. Вылупляются на меня как на чудо. Забавные. Ну еще бы, наверняка наслушались про беглянку Миру Айдарову, сумасшедшую, приемыша, дикую и безумную, которая бросила своих благодетелей и сбежала куда глаза глядят от красивой жизни.
– Вы действительно Мира Айдарова? – спрашивает один из парней, симпатичный блондин.
– Не похожа?
– Не очень. Я фото видел… нам показывали…
– И что? Постарела я, да?
– Нет. Еще красивее, намного, – парень ужасно смущается.
Я даже не успеваю поблагодарить за комплимент, возвращается главный.
– Джанат ждет вас, – Егор Дмитриевич, посылает крайне строгий и недовольный взгляд своему подчиненному, который смотрит на меня восхищенно.
Мне такое внимание как ни странно придает уверенности.
Большую часть жизни я провела как дикий зверек. Прятала себя. Свои мысли, надежды, страхи. Играла роль, вот только не могла определиться какую, все время меняла характеры, даже привычки.
Наверное, так и теряют себя.
Годы, проведенные с Эмилией, много мне дали. Да, я научилась выглядеть красиво, даже сногсшибательно. Но внутри осталась все тем же недолюбленным зверьком, приемышем.
Наверное, пока не найду свои корни, настоящих родителей, кем бы они ни были, я так и не смогу понять, какая я настоящая.
Или, может быть, все это врожденная патология?
Замираю на пороге гостиной, стискивая в руках ремешок сумки. Понимала, что будет тяжело, но не ожидала что настолько. Пальцы дрожат от напряжения, судорожно выдыхая, разглядываю свою приемную мать.
Джанат сидит в своем любимом кресле, возле панорамного окна, которое выходит в сад. В ее руке чашка, голубая с золотой каймой по верху и нежным пастельным рисунком. Джанат обожает красивую посуду. Она вообще любит все красивое. Когда-то она добавила к своей идеальной коллекции и меня, вот только я не оправдала ее ожидания.
Черт, ну зачем я сейчас обо всем этом думаю? К чему эти детали, горечь? Просто обнять, поговорить.
Джанат ставит чашку на столик и поворачивается в мою сторону. В ее темных глазах вспыхивает радость и одновременно слезы.
– Дочка…
Вскакивает на ноги, и я бросаюсь к ней, больше ни о чем не думая. Обнимаю ее, прижимаюсь теснее, вдыхаю знакомый запах дорогой, неподдельный Шанель.
– Поверить не могу, что сейчас ты рядом, – говорит Джанат глухо. Отстраняется и закрывает лицо руками, снова садится в кресло.
Она плачет, а мне становится так паршиво, что выть хочется. Я так много неприятностей принесла этой женщине. Волосы Джанат стали совсем седыми. Хотя, даже это ей идет. У нее по-прежнему идеальная осанка, стройная фигура. Кремовое струящееся платье на ней – верх вкуса. И все же мне очень горько.
– Я здесь. Пожалуйста, прости меня за все.
Сажусь рядом, беру прохладные ладони мамы в свои.
Джанат действительно старалась быть мне родной матерью. Все для меня делала. Воспитывала терпением и лаской, что бы я ни вытворяла.
Пару раз ее муж срывался, и я получила от него однажды пощечину, а еще один раз это был ремень.
