— Так у мамы с папой, — как ни в чем не бывало пожимаю плечами, — они ж меня воспитывали.
При упоминании о родителях сегодня не накрывает лавиной боли. Видимо, перепалка на меня так влияет, что другие эмоции в уголок забиваются.
— Фигово воспитали, пора исправлять, — рычит Тимофей.
— Тебе, что ли, дядечка? Так ты для начала своих воспитай. Кстати, кто возместит мне порванную любимую футболку?
Словно флагом начинаю размахивать над головой ее остатками. Тимофей следит за моими движениями, и это внезапно начинает волновать. Живот обдает жаром, а ножки подкашиваются.
Да он какой-то афродизиак для девок прям. Стоит, ничего не делает, а у меня в мозгах образ из сна.
— У тебя шмоток, что ли, мало?
— Много, а это вот любимая. У тебя есть любимая вещь? — Затыкаюсь, хотя надежда услышать его ответ слишком низкая. И Тимофей не разочаровывает — молча игнорирует вопрос. — А у меня вот эта вот футболка. Спать не могу без неё.
— Я тебе кидаю столько денег, что можно магазин футболок выкупить.
— Ну-у-у, это совсем не то, — надуваю губки и вижу, как Тимофей брезгливо морщится. Ага, куриц глупых не перевариваем. — Я эту вот хочу.
— Зашьешь. Труд из обезьяны человека сделал, может, и с тобой это сработает.
Захлебываюсь от возмущения и вижу триумфальный оскал этого хама.
— Мне кажется, тебе пора сваливать, — не контролирую тон и распахиваю входную дверь.
Тимофей приближается ко мне вплотную, и моя грудь расплющивается о его тело. Майка снова влажнеет от его рубашки. Утопаю в его глазах. Думаю, куда бежать. Только вот некуда! Позади стена.
— Мне кажется, ты зарываешься, девочка. Это мой дом, и только я решаю, когда мне отсюда уходить.
Его вкрадчивый голос проходит электрическим разрядом. Кровь в венах закипает, а мне только и остается, что вцепиться в его предплечья, чтобы не упасть под тяжестью его взгляда. Задираю голову, чтобы хоть как-то заглянуть в его лицо, хоть и понимаю, что это плохая затея. Но молча сдаваться и принимать поражение — равносильно погибели.
Взгляд черных глаз медленно спускается по лицу и замирает на моих губах. Непроизвольно облизываю нижнюю, наблюдая, как зрачки Тимофея затапливают радужку.
— Мать твою, ты меня до беды доведешь, пигалица, — рычит, словно раненный зверь.
Отталкивает меня, и я все же упираюсь спиной в стену. С трудом делаю следующий вдох. Тимофей стоит передо мной в ярости, стискивает кулаки. Даже не смотрит на меня.
— В общем, так, пигалица, — снова обращает на меня свое царское внимание этот тиран, — ещё одна такая выходка — и я буду разговаривать совсем по-другому.
— Но, — захлебываюсь от возмущения, — я не виновата, что стиралка полетела.
— Да меня это мало волнует. Ты живешь тут, значит должна следить за исправностью техники. Или что, соображайки хватает только со мной кусаться? Кстати, как будешь косяк отрабатывать? Натурой? — Он начинает хохотать. — Хотя нет, боюсь, ты слишком неопытная. Я все же люблю других женщин.
Глаза лезут из орбит, и я уже открываю рот, чтобы в очередной раз высказать этому хрену, что я о нем думаю. Но он опережает:
— Прежде, чем ты что-то скажешь, советую ещё раз представить последствия, а то я ж могу твой ротик заткнуть чем-нибудь.
Сдергивает пиджак со стула и молча выходит прочь.
— Тиран! — ору вслед хлопнувшей двери.
Внутри все кипит, меня потряхивает от еле сдерживаемой злости. Сдергиваю тапок с ноги и запускаю им во входную дверь, за которой только что скрылся мой гребаный опекун!
