Ну и как я буду проживать эти уроки? Я сойду с ума…
Или задохнусь.
— Чё кулачки свои детские сжала? — услышала я его тихий насмешливый голос. Ну начинается… — Бить меня собралась?
— Тебе это не поможет! — зашипела я.
— Не поможет для чего?
— Стать умнее! Как был придурком, так им и останешься.
— Романова, я и так умный. Уж поумнее тебя, — высказался он, улыбаясь опасной улыбкой, после которой обычно выкидывал какую-то гадость. — А за новые оскорбления я с тебя три шкуры спущу.
Я закусила нижнюю губу и замолчала. Действительно — спустит. Он может. Так зачем провоцировать это животное? Лучше буду молчать.
Снова уткнулась в свою тетрадь, пытаясь понять, что написала. Только видела почему-то какую-то белиберду вместо условий уравнения.
— А насчёт умнее… — снова услышала я его голос, который меня раздражал сейчас как никогда раньше. — У тебя ошибка в расчётах.
— Где? — расширила я глаза. — Не может быть!
Допускать ошибки для меня чревато. Любая плохая текущая отметка может повлиять на итоговую. С подозрением уставилась на Романа. Да он не мог лучше меня знать, как решить это уравнение! Хотя, стоит признать, в алгебре, и вообще в точных науках, он соображает очень быстро. В отличие от меня. Мне они даются тяжелее всего. Мне больше языки и музыка нравятся… Рисование и прочее. Только отметки по всем дисциплинам я должна иметь отличные, иначе потеряю бесплатное образование в гимназии.
— Да-да, — заметил Питерский, что я смотрю на него, и поднял голову. Мы встретились глазами. — Косяк, Романова! Просто косячище! Я-то знаю, что алгебра — твоё слабое место. Или ты считала, что идеальна во всём?
— Я никогда не считала себя идеальной. В чём-либо, — ответила я, вызвав его недоуменный взгляд, словно, по его мнению, я всегда считала себя богиней. — Но где ошибка-то?
Я в панике искала её по огромному уравнению, но не находила.
— Не скажу, — усмехнулся этот гад. — Ищи.
— Ром…
— Не скажу, — покачал он головой. — Вот как “лебедя” поймаешь по этой работе, так и узнаешь, где ошибка.
Тетради после выполнения задания велено сдать — Алла Дмитриевна хочет проверить, насколько мы “отупели” за лето. А значит, за эту работу будет выставляться оценка. И если я допустила ошибку, то получу низкий балл.
Я искала её ещё какое-то время, а потом подняла глаза на Питерского.
Гад, знает ведь, где ошибка, и не говорит!
Он снова увидел, что я сверлю его взглядом, мягко рассмеялся и отвернулся от меня. Тогда я попыталась сделать то, чего раньше никогда не делала — заглянуть в его тетрадь. Уравнения одинаковые для всех, я сравню наши работы и пойму, где ошибка. Но только Питерский заметил, что я смотрю в его тетрадь, тут же закрыл её и положил сверху свою мощную лапу орангутана.
— Списываем? — изогнул он одну бровь.
— Кто? Я?! — возмутилась я, при этом красноречиво краснея.
Блин, да, чёрт возьми! Я хотела списать. У Питерского! Ужас какой… Он только сел за мою парту, а я уже таких дел наворотила…
— У придурка Питерского списываем? И не стыдно, Романова?
— Это я списываю?!
— Нет, я, — ядовито оскалился Рома. — А говорила, что не дура…
Поджала недовольно губы. Мне нельзя его обзывать, а вот он меня — пожалуйста! И попробуй скажи ему что в ответ… Сразу — “три шкуры спущу”.
— Ещё раз глянешь в мою тетрадь — Алле настучу, — улыбнулся довольный собой Роман, а мне захотелось тронуть его ровный белый зубной состав углом учебника… — Сама ищи, зубрилка. Ты ж самая умная, а ошибки детские делаешь…
