Она пыталась что-то такое писать, но редактор заворачивал ее попытки, не жалея слов. Он был груб и заносчив, даже своим тихим голосом он умел разнести ее так, что желание писать пропадало напрочь. Она знала, что не сможет его победить, кишка тонка. Он – важная персона, а она так, писака какая- то. Ей не хотелось воевать, доказывая свое право на жизнь, творчество, на что угодно. Она просто хотела заниматься тем, что ей по-настоящему нравилось. Писать. Но просто не получалось.
Алена подошла к подъезду, открыла дверь ключом и поплелась наверх. В подъезде ее застал телефонный звонок.
– Ален, я приеду сейчас, не уходи, – звонила ее подруга, Аня.
– Да я и не собираюсь никуда, – вяло ответила Алена.
Она зашла в квартиру, скинула туфли без каблука, сумку, из которой тут же вывалились ее бумажки с записями. Она не стала их собирать. Прошла на кухню и включила чайник. В дверь позвонили.
Аня ворвалась в квартиру и плюхнулась на пуфик, стоявший в прихожей. Она была измотана. Мешки под глазами, опухшее лицо, местами потекшая тушь. Было видно, что она расстроена, очень расстроена.
– Что случилось? – спросила Алена с тревогой.
– Мне конец, я такая дура, – сказала подруга и разрыдалась.
Алена помогла снять Ане туфли и проводила ее в ванную комнату. Пока подруга всхлипывала и умывалась, она налила себе кофе и мятный чай для Ани. Пошарила в холодильнике и собрала бутерброды. Холодильник был почти пуст. После того, как она провела свои лучшие годы на кухне в попытках удивить мужа кулинарными шедеврами, она больше не хотела заниматься этим. Не было вдохновения.
Аня зашла на кухню и плюхнулась на стул.
– Ты давай чай выпей, с бутербродом, – сказала Алена. – Это, конечно, не еда, но хоть что-то.
– Какой чай? Какие бутерброды? У меня жизнь рухнула, – прошептала Аня.
– Что-то с ребенком? – голос у Алены дрогнул, когда она перевела взгляд на почти плоский живот подруги. Алена знала, что плоский он ненадолго. Также она знала, что ее муж был отчаянным говнюком, потому что когда узнал о беременности подруги, устроил представление в трех актах. И настаивал на «решении этой проблемы». Аня проблему решать не собиралась. Она хотела стать мамой.
– С ребенком все в порядке. А вот Вадим ушел. Представляешь? Собрал свой чемодан и отправился к маме, пока я не улажу вопрос с беременностью. В смысле, пока на аборт не схожу.
– А ты?
– А я порезала его трусы маникюрными ножницами.
– Что ты сделала? – прыснула от неожиданности Алена.
– Трусы его изрезала. И носки. Штаны было жалко, они же дорогущие. А вот трусы и носки купит.
Алена захохотала. Она знала, что подруга имеет характер своенравный и волевой. За это ее и любила. В Анне было все, чего ей так не хватало. Сила, уверенность в своих решениях, выдержка. И доля здорового сумасшествия, которое иногда необходимо, чтобы продержаться в трудную минуту. Муж уехал к маме, а она трусы его порезала полосками.
– И что ты будешь делать дальше? Сошьешь лоскутное одеялко?
– Ага, приданное для малыша из остатков папашиной чести, – захихикала подруга. А потом спокойно продолжила: – Я буду рожать. Пусть идет лесом. Предатель.
Алена кивнула, соглашаясь с ее решением.
– А чего вся зареванная тогда?
– Люблю его, козла. И как жить без него, не знаю, – сказала она и заплакала.
– Так, давай чай пей. А я, если не возражаешь, налью себе чего-нибудь покрепче.
– Он сказал мне, что я забиваю гвоздь в крышку от гроба с его жизнью. Что у нас и так проблем выше крыши, и ребенок эти проблемы только усугубит. А я такое натворила, Аленка. Я просто дура.
