Не понимаю, когда Тимур успел жениться, но подумать об этом не успеваю, проваливаюсь в сон. Когда просыпаюсь, мне снова восемь лет, я в больнице, и Тимур пришел меня проведать. Теперь я не отпущу его, не дам уйти. Цепляюсь за руку, а когда он наклоняется, хватаю за шею.
— Тим… апельсины. Я хочу… И чай, с малиной… Ты приносил мне.
Меня приподнимают сильные руки, сухие губы прикладываются ко лбу. Тимур бережно обнимает и шепчет в макушку:
— Нельзя тебе, маленькая, они аллергенные, Польку может посыпать. А чай не я приносил, а Робби, он там переживает. Сейчас скажу, чтобы принесли, не хочу тебя оставлять, очень высокая температура.
В его голосе столько нежности и заботы, что меня затапливает чувство, которое я столько времени старательно прятала. Трусь об его подбородок щекой и улыбаюсь.
— Тим, я тоже... Тоже буду… заботиться…
И почему он смотрит с такой тревогой?
Потом снова провал, я выныриваю как из калейдоскопа. Рядом со мной женщина в белом халате с Полинкой на руках. Мне уже не восемь, и у меня есть дочь.
— Слава Богу, вы проснулись, Ника! — облегченно вздыхает она. — Надо покормить девочку, чтобы у вас не пропало молоко.
— Я же больна, — качаю головой, — разве можно?
— Нужно! Ваш организм борется с вирусом, вырабатывает антитела, и ваше молоко теперь для малышки самое лучшее лекарство, — она говорит негромко и спокойно, и я тоже успокаиваюсь. — Вы повернитесь на бок, я положу к вам Полинку.
Обнимаю дочку и снова куда-то падаю. Сквозь шум воды слышу голос Тимура:
— Не могу, Шерхан, не полечу я никуда. У меня жена с дочкой заболели, обе. Я же на дерьмо сойду, о них думать буду, какой из меня переговорщик?
Тимур все-таки женился, пока я болела. Начинаю тихо всхлипывать, надо мной появляется встревоженное лицо.
— Ника, что случилось?
— Тим, — хочу поднять руки, но совсем нет сил, — Тим, ты женился? Когда ты успел?
Он смотрит круглыми глазами, и мне кажется, в них застыл ужас.
— Я? Когда?
— Зачем, Тим? — плачу я. — Я же так хотела выйти за тебя замуж, а ты взял и женился.
Он замолкает на миг, а потом выдыхает и утыкается лбом в мое плечо. Трясется весь, содрогается. Я реву уже в голос, как тут он поднимает голову, и я вижу, что он смеется.
— Чего ты ревешь, дурочка, Полинку разбудишь! Замуж хотела? А чего же молчала?
— Ты… ну ты же… — пытаюсь объяснить, но язык заплетается, а слова путаются, — ты сказал, что… не хочешь. Что если из детдома… то нельзя.
— Все, — он ложится рядом и крепко меня обнимает, — успокойся. Не женился я, у меня ты есть, никто мне больше не нужен.
— А Кристина? — пытаюсь поднять голову, но Тимур укладывает меня обратно себе на плечо.
— Не нужна мне никакая Кристина, спи.
— Фото… я видела… — хочу объяснить, цепляясь за ускользающее сознание, — она прислала… ты с ней.
И снова темнота.
Сейчас я смотрю на спящего Тимура и понимаю, что все это время ошибалась. Он никуда не делся, тот Тимур, которого я люблю и которого знала раньше. Просто Робби прав, он привык жить в темноте, и когда уходит туда, до него не докричаться. Он должен сам захотеть выйти.
Протягиваю руку и осторожно, чтобы не разбудить, глажу густые волосы. Так странно и непривычно, что мы снова с ним лежим на его кровати, и с нами наш ребенок. Непривычно и… нормально.
— Тим, — шепчу я чуть слышно, — я тебя люблю.
Тимур сглатывает, поворачивается на бок и открывает глаза.
— Я что, уснул? — он оглядывается, но замечает мою руку и ложится обратно, не сводя с меня глаз. Он не слышал меня, и я сама не знаю, хорошо это или нет.
