– Разве он не признает необходимость создания какого-то международного органа управления?
– Да; но он утверждает, что Комиссия должна избираться прямым голосованием народа!
Это вызвало всеобщий презрительный смех. Единственное лицо, которое оставалось серьезным, было лицо потрясенного человека. Он сказал:
– Здесь, наверное, где-то промашка вышла, Поварт. Разве за распространение таких материалов не полагается большой штраф и тюремное заключение? Как Эрнол вообще ухватился за эту идею?
– Наверное, через передачу традиций. Мы не можем запретить людям говорить с собственными детьми; возможно, прадедушка и прабабушка Эрнола рассказывали ему о тех временах, когда всем было разрешено голосовать.
У шокированного мужчины возникла другая идея.
– А что этот человек может сказать против нашей системы голосования пропорционально имущественным интересам?
– Говорит, что в принципе все правильно; но он утверждает, что земля принадлежит всем и каждому в равной степени, и поэтому каждый должен иметь равный голос в распоряжении ею и управлении ею.
На этот раз улыбнуться не получилось. Человек с суровым лицом сказал за всех остальных:
– Мы не можем допустить, чтобы подобные идеи получили распространение, Поварт! У вас есть план?
– Мы должны внимательно следить за Каластией и не позволять никому покидать ее пределы. Что касается Эрнола, то я пришел к выводу, что лучше всего будет выпустить его на свободу!
Они посмотрели на него в замешательстве. Он объяснил:
– Я ознакомился с опытом подобных дел за последние несколько столетий, и если что и бросается в глаза, так это то, что самый верный способ вызвать симпатию общества к радикалу – это его преследование. Но если не обращать на него внимания и высмеивать его, то его философия не продержится долго.
– Вместо того чтобы пытаться сделать из этого парня пример, сурово наказывая его, мы отпустим его. Возможно, он будет возражать против этого; возможно, он открыл для себя те же истины, которые читал я, и не хотел бы ничего лучшего, чем стать "мучеником". Но если понадобится, мы заставим его уйти.
– А если он продолжит свои выступления?
– В этом случае мы должны просто выждать свой шанс и взять его тайно, а если понадобится, арестовать одновременно тысячу других. Главное – секретность, чтобы люди не могли знать, что с ним стало, что бы они там ни подозревали. Окончательное избавление от него будет вопросом целесообразности.
Экс-председатель горячо одобрил эту идею.
– Вы все правильно поняли, Поварт. Есть ли еще что-нибудь на повестке дня?
Поварт отложил свои записи.
– Все национальные отчеты такие же, как обычно – все спокойно, и люди, по-видимому, всем довольны.
– Если больше нет никаких предложений, мы можем считать себя свободными.
Мужчины поднялись на ноги с характерным шумом. Высокий мужчина с квадратной бородкой сразу же подошел и протянул Поварту руку. Ван Эммон заметил, что они пожали друг другу руки почти так же, как это делают американцы.
– Похоже, все идет своим чередом, мой мальчик, – сказал бородач, его пристальный взгляд слегка смягчился. "Я видел утреннюю газету. Поздравляю! Она – одна девушка из миллионов. Она уже назначила дату?
– Нет. Мона была застигнута врасплох, если быть откровенным, дядя.
Пока Поварт говорил, он смотрел на дверь и кивком разрешил войти какому-то человеку. Тот послушно шагнул вперед и подал послание, по виду напоминающее обычную аэрограмму. Пауарт открыл его, а его дядя расписался.
