Соня схватилась рукой за сердце, пытаясь унять удары, отстукивающие дрожь во всём теле, и бледнела, бледнела, бледнела, за всю дорогу не моргнув ни разу и не отводя от сына глаз. Зрачки её вонзились в лицо ребёнка белее мела и контрастом пламенеющие уши, которые и в обычном-то состоянии рдели – индивидуальное свойство организма, – а сейчас полыхали пурпуром; по её неподвижному взгляду трудно понять – в ступоре она или в растерянности…
– Не знаю, куда делся Сергей? – вдруг заговорила она охрипшим от страха голосом, заламывая руки и сердясь на мужа за то, что в критический момент его не оказалось рядом, – сказал на минутку и пропал…
– Не волнуйся, главное, понять, что с Алёшей, вышел человек, мало ли… – подбадривал женщину Антон.
– Психогенный обморок, у подростков это бывает… – заявил врач, как только взглянул на ребёнка. – Чего он испугался? – Что послужило причиной? – спрашивал старый доктор у матери, которая стояла ни жива ни мертва, недоумённо пожимая плечами. Он легонько похлопал мальчика по щекам. Реакции никакой. Поднёс к носу ватку, пропитанную нашатырным спиртом. У Алёши дрогнули веки в тот самый момент, когда дверь кабинета распахнулась, и в проёме показался всполошённый Сергей.
– Что, что… что случилось? – задыхаясь от волнения или от быстрого шага выкрикнул он и, подойдя к жене, едва стоявшей на ногах, приобнял её за плечи. – Не знаю, – расплакалась Соня, прильнув к нему, ничего не могу понять, почему…
– Ваш сын пережил сильнейший стресс, – пояснил доктор, он приходит в себя, но какое-то время будет чувствовать слабость. Можем госпитализировать, однако если дома обеспечить уход, лучше всё-таки в привычной обстановке побыть…
Алёша глядел в направлении голосов, но сквозь пелену тумана не видел склонившегося перед ним человека в белом халате, стоящих поодаль мать и отца, и ничего не соображал. Спутанное сознание, дымка, плывущая перед глазами, сковывали мозг, мешали думать. У него болела голова и до противности тошнило. Дав ему попить, проверив пульс и давление, врач позволил везти мальчика домой. С условием, что в ближайшее время, как только он почувствует себя лучше, обследовать мозговое кровообращение и сосуды.
Состояние угнетения и подавленности долго не проходило. Ни походы к врачам, ни визиты друзей Алёши не поднимали настроение. Тусклый цвет лица и безразличный взгляд ребёнка пугали родителей; они не знали, как вернуть сына к прежней жизнерадостности. Врачи каких-либо функциональных нарушений не обнаружили. Обследование специальной аппаратурой установило активацию нейронов в коре головного мозга. Подобное возбуждение, как правило, стабилизируется с уменьшением и окончательным исчезновением стрессового воздействия на мозг. Все ждали улучшения.
Развлечения, которые придумывались для него, сладости, любимые им прежде и заботливо поставляемые не скупящимися сейчас родителями, – хотя в повседневности они экономили, – не радовали и не выводили Алёшу из заторможенного состояния. Только однажды узнав, что к нему хочет прийти тот самый друг Дима, которого он безуспешно искал и так и не нашёл в саду, сын оживился и попросил мать не мешать им.
Дима пробыл у Алёши полчаса. Провожая его из квартиры, Соня обратила внимание, что мальчик уходит сильно опечаленным. «Бедные дети, – подумала она, – как остро переживают болезнь друга». Ей невдомёк, что опечален он совершенно иным. Об их разговоре она не могла знать. А если и узнала бы, всё равно ничего не поняла. Что можно понять из мальчишеского диалога:
