Девственник - страница 4
заглушить, живущую в нём до сих пор, боль. Может быть, кстати, и поэтому мы
остались жить в Кармеле, что бы папа мог уезжать от нас и быть один, с
уверенностью, что мы в порядке и безопасности. Не знаю. В эти дела я старался
не лезть.
Вообще, папа больше никогда не говорил с нами о переезде. Он не любил
говорить о вещах связанных с мамой, если только мы не смотрим их домашние
видеозаписи. Он не пожалел нервов и сил, чтобы обустроить все удобства здесь,
в Кармел. Как только мы приехали сюда, папа сразу же решил вопрос на счёт
школы и поставки медикаментов для Роджера из лечебницы Сан – Франциско.
Да, надо отдать ему должное – он обо всём позаботился… Да, обо всём, кроме
меня. Папа не то чтобы забыл про нас, он оставил всё на чужих плечах. И эти
плечи оказались моими. Его боль от потери мамы сломала его и он направил все
силы на работу. Я стараюсь это понять, но меня скребёт несправедливость по
отношению ко мне.
А с городом я, всё-таки, смирился. В начале я, как и любой ребёнок, капризничал, ведь в Сан-Франциско остались и друзья, и наши места, и школа, и
вся моя жизнь, но чем старше я становился, тем больше влюблялся в каждый
уголок нашего города. Иногда, когда чаша моего терпения переполнялась и всем
телом я чувствовал, что вот- вот эта чаша выплеснется, я просил Денни провести
какое-то время с Роджером, как говорится, не в службу, а в дружбу. И он любезно
соглашался. Лет с 14-ти, я периодически чувствовал острую необходимость на
целый день пропасть из этого мира. А потом я нашёл его – своё тайное место.
Правда оно было не совсем уж тайным. Даже наоборот, можно сказать у всех на
виду. Недалеко от пляжа, на мелководье, у подножия огромной отвесной скалы
расположились внушительного размера камни, один из которых я и окрестил
своим местом. Лёжа там, на могучем валуне, слушая успокаивающее дыхание
целого океана, меня убаюкивала безмятежность целого мира. Я обожаю, когда
волны бьются о камни и брызги рассыпаются звёздами перед моими глазами
будто в замедленной съёмке. В этот момент всё внутри меня оживает. Когда я
нахожусь на этом камне, я счастлив. Всё становится так мелко и незначительно.
От таких мыслей меня окутывает покой.
К сожалению, внутренний покой штука очень хрупкая и сугубо личная.
Глупо надеяться, что обретя однажды, ты пронесёшь его всю оставшуюся жизнь.
Покой тем и ценен, что он не вечен. Возвращаясь в свою реальность, я возвращал
и те беспощадные ураганы, что бушуют во мне обычно, пока в нашем городке
царит лёгкий и приятный бриз. И всё же, пусть я даже и не чувствую себя частью
этого города, с их вечными улыбками и видом вечной внутренней гармонии, я
стараюсь не выделяться из размеренной жизни местных. Но как бы я не
старался, у меня не получалось. Моя энергия, походка, говор, образ жизни, всё
отличалось от местной молодёжи. Я не отсюда и никогда мне таковым не стать.
Я другой. Один. Может поэтому, меня и интересует всё, чем они занимаются, что
думают, как развлекаются и расслабляются. Хотя “странный Фрайм” всегда
старался держаться подальше от всех.
Несомненно, я тоже вызывал интерес у местных ребят, потому что наша
семья первая и, на тот момент, единственная в городе перешла на домашнее
обучение. Во мне постоянно идёт борьба двух моих сущностей. Благо и от этого
тоже есть лекарство, если можно считать его таковым. Я был вынужден, а потом
уже и привык, редко выходить на улицу, ни с кем не общаться. Моё домашнее