У нее были смутные творческие планы, она знала по именам многих здешних музыкантов и вскоре по моей просьбе привезла в квартиру гитару и маленький комбик. Мы часто валялись в обнимку и предавались мечтам о творчестве. Еще я рассказывал о своем опыте – как записывался с тем или тем музыкантом, реп-певцом, и прочий-прочий кал.
– У меня будет альбом «Мои бомжи». Про всех неудачных ебырей (так она говорила, через Ы). На тебе его и закончу.
– Да, недаром меня называют Принцем Бомжей.
– Так тебя зовут? Не слышала.
– Это мое тайное имя, да, я Супербомж.
– Хороший бомж, чтобы закончить карьеру шалавы.
– Хороший бомж – это не бомж!
– То есть плохой все-таки?
– Чем хуже бомж, тем он лучше, – согласился я.
Я делал свои дела, иногда ездил к Севе на Русский остров записывать музло. Вечером перед моим вылетом мы пошли в кино. Я купил билеты, и, чтобы убить лишнее время, мы поднялись в ресторан, где Вероника пила пиво, а я – чай. После сеанса ей нужно было за руль, поэтому она взяла только 0,33.
– Как раз выссу, и в тачку, – заявила Вероника.
Я протянул руку и засунул палец в пену. Возникло искушение облизать его, даже время слегка замедлилось, но я просто вытер жижу о салфетку. Веронике принесли пасту, а мне овощной салат, посыпанный семечками. Порция была так себе, но все равно мне очень не хотелось улетать: август – лучший месяц во Владивостоке.
– Зачем я ввязался в кино это?
– Но это же интересно, вот и ввязался. А я тебя очень жду.
Мы стояли в очереди за попкорном у входов в кинозалы, когда пришло сообщение от Кости: Элеонора умерла.
Я ничего не сказал вслух, просто прошел к столику в ближайшем кафе и сел. Мелькнула мысль, что надо бы дать Веронике карточку, чтобы она не платила своими деньгами, но руки не слушались, тем более голос. Вероника расплатилась, подошла и спросила, что случилось, когда я растирал между пальцев несколько слезинок, которые выпали из глаз.
Я вдохнул и выдохнул, но сразу не вышло ответить.
– Эй, Супербомж, ты чего? Женя?
– Надо посидеть.
Вероника села напротив и просто ждала.
– Прости. Моя первая девушка умерла.
Вероника взяла меня за руку.
– Понимаешь. Хрен с ним, если вторая или третья. Но первая – это другое.
– Понимаю. Остальных будто и не было.
Такое участие проявила Вероника, что я понял: совершил ошибку. Нужно было сейчас сохранить это в себе, отмахнуться и не раскрываться. Но я уже открылся, и теперь не смогу ни в чем ей соврать. Я предварительно проиграл, она меня бросит. Но у меня есть какое-то время. Мы зашли в зал и выключили телефоны. Сложно сказать что-то положительное о фильме Найта Шьямалана «Время». Я пил пепси, ел попкорн и старался не пропускать ни одной сцены, чтобы прошлое не проникло в этот хороший день, не всосало обратно. Правая рука лежала между ног Вероники. Актеры бегали по фантастическому пляжу – на котором время стремительно бежало и заставляло их стареть на несколько лет в час, – как стадо овец по пустырю в момент землетрясения. Гарсиа Берналь выглядел так, будто его карьеру не восстановить после этого провала.
Когда режиссер появился в кадре, я шепнул Веронике, что это он.
– Кто?
– Найт. Найт, автор этого бреда. Найт, – тихонько сказал я. – Ты чего, брат? Ку-ку?
Фильм никуда не годился, и если бы не уродливый момент, где героиня, которую играет модель Эбби Ли Кершоу (нагуглил после фильма, понятия не имею, кто такая), переламывает себе все кости в пещере, меня бы, пожалуй, накрыло отчаяние от бессмысленности всего. Но благодаря этой нелепой сцене я испытал простое чувство – доброе старое отвращение. После фильма я зашел в туалет, выпил воды из-под крана и проблевался.
