Девушка из кофейни - страница 11

* * *

По моей личной просьбе для «Экипажа» Нана печет хачапури и осетинские пироги. Для меня хачапури желтой дынной лодочкой с тремя сортами сыра, один из которых непременно сулугуни — это воспоминание о Грузии, где я каждое лето гостила у бабушки. Рано утром я просыпалась от запаха кофе, который был таким сильным, что проникал в комнату и будил меня — это бабушка на кухне жарила кофейные зерна. К утреннему кофе полагался желтый кус горячего сулугуни, и после завтрака меня ждал день, полный солнца и счастья. А вечером над двором летел певучий бабушкин голос: «Нико! Ужинать!» Грузия, волшебная страна моего детства, теперь так далеко… А в настоящем — осень, серый слякотный Петербург, где солнца нет вообще, как будто его проглотил крокодил, и где спасение утопающих — дело рук самих утопающих, в смысле, ты сам должен вытащить себя из болота уныния. И вот я стараюсь… Изо всех сил. А теперь, когда у меня есть кофейня, я честно стараюсь не только для себя, а для всех, кто приходит к нам в гости. И я счастлива, что нашла единомышленников, которые относятся к «Экипажу» с такой же любовью. Я знаю, что Леша и Нана считают кофейню своим домом.

Я люблю наблюдать за Наной, когда она печет хачапури. Нана тоненько раскатывает тесто, любовно укладывает сыр и вскоре вынимает из раскаленной плиты сырное солнышко. Когда Нана печет — она обычно что-то напевает низким приятным голосом.

Я как-то сказала ей: — Нана, ты так похожа на мою бабушку!

Нана перестала петь и обиженно спросила: — Я такая старая?

 — Ой, что ты! — спохватилась я. — Я в том смысле, что она тоже пела, когда готовила.

Нана кивнула: — Правильно, готовить надо с хорошим настроением, иначе ничего не выйдет. За кофе и пирогами мы с Наной часто вспоминали Грузию.

* * *

Пару недель мы работали за стойкой на пару с Лешей, потому что никак не могли найти третьего бариста, который нам был необходим как воздух. Но вот как-то осенним вечером…

…Она пришла в кофейню незадолго до закрытия. Очень красивая, промокшая под дождем девушка села за столик. Она долго смотрела в окно. Когда я подошла и спросила, что она хочет заказать, незнакомка вздохнула и ничего не ответила. Я вежливо кашлянула, тогда она опомнилась и попросила капучино. Впрочем, когда ей принесли кофе, она к нему даже не притронулась, так и сидела с полной чашкой, печальная, потерянная. Ровно в десять мы занервничали — кофейню пора закрывать, а что делать с девушкой, которая, судя по всему, никуда не торопится? Мы с Леликом переглянулись — странная девушка, безусловно, эффектная, но словно неживая. Леша неудачно пошутил: «Как будто из красавицы набили чучело, и получилось очень красивое чучело красивой девицы. Абсолютно неживая красота». Нана на него тут же цыкнула — какие шутки, может, у человека горе?!

И вдруг эта странная промокшая девушка начала рыдать. Сначала заплакала тихонько, смахивая слезы с глаз, а потом разревелась как ребенок — с надрывом, едва ли не в голос. Мы с Наной, понятное дело, взволновались — че ж такое у нее стряслось? Леша стал мне делать большие выразительные глаза — дескать, иди, спроси. Я подошла и осторожно, замирая от неловкости, спросила, не надо ли ей чего и не нужна ли «в принципе какая-нибудь помощь»? Так я познакомилась с Юлей.

Юля была потрясающе хрупкая. Она выглядела так, словно никогда не ела сладкого и мучного. Да и вообще ничего. Она являлась примером для подражания таким толстушкам, как я, — путеводная звезда, на которую следует равняться. Мне кажется, она соответствовала идеальным стандартам 90—60—90, вот только талия была еще меньше — сантиметров пятьдесят. Глаза у Юли были удивительного фиалкового цвета, а волосы того прекрасного медового оттенка, что нравится всем без исключения. Вот такая Барби неземной красоты пришла в «Экипаж» мокрая и несчастная, как дворняжка. Мое воображение подсказывало, что эта золотоволосая принцесса — не иначе как жертва рока и преследований, и ее история наверняка поражает трагизмом, который так подходит к подобной незаурядной внешности. Рыдая, незнакомка стала рассказывать о своей жизни, и выяснилось примерно следующее. Неземная красота приехала в Петербург из деревни Колупаевки, затерянной где-то в очень средней полосе России. По приезде в город у Юли были смутные томления и идеи насчет высшего образования и карьеры, но в институт девушка не поступила. А вскоре она поняла, что жизнь в большом мегаполисе для такой нежной фемины, как она, априори таит много опасностей. Юная наивная Юля столкнулась с драконом по имени быт — надо было снимать квартиру, а денег катастрофически не хватало. Юля застенчиво призналась нам, что об ту пору у нее в активе имелось всего одно платье, джинсы и кофта с люрексом — привет из девяностых (чувствительный Леша, всю зарплату просаживающий на шмотки, аж закачался от ужаса, услышав о столь тяжелой доле). В поисках хлеба насущного Юля устроилась работать в ресторан официанткой, где ее Вова и увидел. Он отмечал там свой тридцатилетний юбилей в компании корешей, в смысле, таких же… бизнесменов.