Мои мысли прерывает громко открывшаяся дверь. В сопровождении двух мордоворотов в библиотеку входит Кира. Алиса тут же подскакивает на стуле и замирает, глядя на дочь. Девочка тоже остановилась и уставилась на мать как на привидение.
Я напрягаюсь. Сейчас что-то должно случиться. Слезы, истерика, обвинения от девочки в стиле «Ты меня бросила». Но ничего не происходит. Худая, как глиста, и бледная, как простыня, Кира просто смотрит огромными глазами на мать. И слепому видно, что девочка нездорова. У меня нет большого опыта общения с детьми, но, мне кажется, ребёнок не должен быть таким худым и бледным.
— Зачем ты пришла? — девочка первой прерывает тишину. Голосок слабенький и сиплый.
— Я пришла к тебе, Кира.
Алиса выглядит не менее бледной, чем ее дочь. Это не очень хорошо, Алиса не должна бояться. Ей следует быть уверенной в себе.
— Я тебя не звала.
Интересно, что такого Макар мог сказать дочери, что она возненавидела мать? Алиса говорила, будто Макар преподнёс Кире их развод как то, что Алиса бросила семью и ушла. Девочка винит мать в предательстве.
— Мы с тобой так и не доделали ручеёк.
Что? Какой еще ручеёк?
На лице Киры мелькает понимание, и до меня доходит, что это что-то только им двоим известное.
— Я не хочу его доделывать.
— Почему?
— Просто не хочу.
— Ты можешь обижаться на меня, но ручеёк ведь тут ни при чем. Его надо доделать.
Девочка тяжело дышит, крылья носа вздымаются. Видно, что в ней происходит внутренняя борьба.
Детский психолог быстро что-то пишет в блокноте, сотрудник опеки тоже делает какие-то пометки.
— Кира, ты же так хотела сделать ручеёк, — настаивает Алиса. — Давай доделаем.
Девочка молчит. Адвокат Макара рядом со мной нервно переминается с ноги на ногу. Все идёт не по плану? Готовили детскую истерику с обвинениями, а ее не случилось?
— Только ручеёк! — выпаливает Кира. — Больше я с тобой ни о чем не хочу говорить!
— Конечно, я только для этого приехала.
Девочка разворачивается и в сопровождении тех же охранников выходит из библиотеки. Адвокат Макара тяжело вздыхает.
— Пожалуй, и правда справимся за одно заседание, — подтруниваю над ним.
Через несколько минут Кира и охранники возвращаются. Девочка держит в руках большое полотно и маленькие коробочки. Приглядываюсь. Это картина из разноцветного бисера. В голове сразу вспыхивают воспоминания, как в общежитии Алиса делала такие картины. Сначала для себя, потом на заказ, чтобы заработать деньги. Алиса красиво рисует, и ей легко даётся всякое вышивание, вязание и прочий хэндмэйд.
Кира садится за стол рядом с Алисой, и они принимаются вышивать картину бисером. Там горы и ручей, насколько я могу видеть со своего места. Процесс проходит в гробовой тишине, на всю библиотеку слышно, как недовольно пыхтит адвокат Макара.
А я внутренне горжусь Алисой. Она не стала лить слезы и клясться дочери, что не бросала ее. Это бы только усугубило ситуацию. У девочки бы сработала защитная реакция, она бы вспылила и произошла бы та самая истерика с обвинениями в адрес матери, на которую так рассчитывал Макар со своим адвокатом.
На свидание выделен ровно один час. Весь этот час Алиса и Кира, практически не разговаривая друг с другом, вышивают картину. Изредка Алиса может произнести что-то вроде: «Нет, это темно-голубой, его сюда не надо. Красивее будет смотреться светло-голубой». Девочка не спорит и послушно нанизывает на иголку с ниткой бисеринку нужного оттенка.
