– Не надо.
– Точно?
Она кивнула.
– Я готова. Это ведь рано или поздно должно произойти.
Он кивнул.
– Тогда ладно, – сказал Андерс Юнассон. – Я завтра дам зеленый свет для транспортировки. Это означает, что тебя, вероятно, почти сразу перевезут.
Она кивнула.
– Возможно, это произойдет уже на выходных. Руководство больницы не заинтересовано в том, чтобы тебя здесь держать.
– Это понятно.
– Э… значит, твоя игрушка…
– Она будет находиться в дырке за прикроватной тумбочкой.
Она показала.
– О’кей.
Они немного посидели молча, а потом Андерс Юнассон поднялся.
– Я должен навестить других пациентов, которые больше нуждаются в моей помощи.
– Спасибо за все. Я твоя должница.
– Я просто выполнял свою работу.
– Нет. Ты сделал значительно больше. Я этого не забуду.
Микаэль Блумквист вошел в здание полицейского управления через вход с Польхемсгатан. Его встретила Моника Фигуэрола и провела в помещения отдела охраны конституции. В лифте они молча покосились друг на друга.
– Разве это разумно, что я показываюсь в полицейском управлении? – спросил Микаэль. – Меня кто-нибудь может увидеть, и возникнут вопросы.
Моника Фигуэрола кивнула.
– Здесь мы проведем только одно совещание. В дальнейшем будем встречаться в маленьком офисе, который мы сняли на площади Фридхемсплан. Отдел охраны конституции – небольшое самостоятельное подразделение, которое никого в ГПУ/Без не волнует. Мы находимся на другом этаже, чем остальная часть СЭПО.
Он кивнул Торстену Эдклинту, не обмениваясь с ним рукопожатием, и поздоровался с двумя сотрудниками, очевидно входившими в следственную группу. Те представились как Стефан и Андерс. Микаэль отметил, что никаких фамилий не называлось.
– С чего начнем? – поинтересовался Микаэль.
– Как насчет того, чтобы начать с кофе… Моника?
– Спасибо, с удовольствием.
Микаэль отметил, что начальник отдела охраны конституции секунду поколебался, прежде чем встать, принести кофейник и поставить его на стол, где уже были приготовлены чашки. Торстен Эдклинт, вероятно, предполагал, что подавать кофе будет Моника Фигуэрола. Микаэль также заметил, что Эдклинт улыбнулся про себя, и расценил это как добрый знак. Потом Эдклинт посерьезнел.
– Честно говоря, я не знаю, как быть в такой ситуации. Вероятно, присутствие журналиста на рабочем совещании в Службе государственной безопасности – вещь уникальная. То, о чем мы сейчас будем говорить, во многих отношениях является секретными сведениями.
– Военные тайны меня не интересуют. Меня интересует «Клуб Залаченко».
– Но нам необходимо найти некий баланс. Во-первых, присутствующие здесь сотрудники не должны называться в вашей статье по имени.
– О’кей.
Эдклинт посмотрел на Микаэля Блумквиста с удивлением.
– Во-вторых, вы не должны разговаривать с кем-либо из сотрудников, кроме меня и Моники Фигуэролы. Что можно вам рассказывать, решаем мы.
– Если у вас длинный перечень требований, вам следовало зачитать его вчера.
– Вчера я не успел все продумать.
– Тогда я вам кое-что открою. Это, вероятно, первый и последний раз в моей профессиональной карьере, когда я стану сообщать полиции содержание неопубликованного материала. Так что, если воспользоваться вашими словами… честно говоря, я не знаю, как быть в такой ситуации.
За столом воцарилось недолгое молчание.
– Возможно, нам…
– А что, если…
Эдклинт с Моникой Фигуэролой заговорили хором, и оба умолкли.
– Мне нужен «Клуб Залаченко». Вы хотите предъявить обвинение «Клубу Залаченко». Давайте и будем этого придерживаться, – предложил Микаэль.
