Я сидела у огня, завернувшись в плащ Тендао, и потягивала сладкое вино, которое она мне налила.
"Возьми только немного," сказала Изабель. "Давай подождем, пока твой желудок не возненавидит вино так же, как и еду.”
Я кивнула и отставила чашу в сторону. Обжигающее тепло успокоило мой живот, и мне показалось, что вино больше не поднимется. Я потянулась за ножом, лежащим на камине очага, и взяла одну из репок из корзины, чтобы почистить ее, как это сделала Изабель ранее. Она улыбнулась мне, нарезая морковь в большой глиняный горшок. Тушеное мясо пахло восхитительно, но у меня не было ни малейшего желания злить свой желудок во второй раз.
“Не думаю, что я когда-либо встречала кого-то настолько спокойного," сказала Изабель. “Неужели тебе нечего сказать?”
Я положила репу в кастрюлю, пытаясь собраться с мыслями. Мои мысли все еще были туманны, а голова болела сильнее, чем когда-либо. Изабель, вероятно, думала, что я тупица или дура.
Наконец, я спросила: "Что ест слон?”
Поднятая бровь Изабель была единственным признаком того, что вопрос показался ей странным. "А слон?" сказала она. "Да ведь он ест все, что растет. Если он достаточно голоден, то съест всю верхушку взрослого дерева." Она потянулась за другой морковкой. "Большой боевой слон может съесть целую телегу дынь или полполя твердой пшеницы. Иногда даже целый стог сена.”
“Но разве он стал бы есть девочку?”
Изабель рассмеялась. "Нет, он не ест никакого мяса, только зеленые и желтые растения, которые растут из земли. Он никогда не съест ребенка. Выпей еще немного вина, но не слишком быстро.”
Я сделала, как она сказала, и вскоре моя голова, вместе с желудком, почувствовала себя лучше.
“Теперь," сказала Изабель, " возьми немного Конту лука, но на этот раз пожуй, прежде чем проглотить.”
Еда была еще теплой и очень вкусной. Я откусила совсем немного и поставила миску на стол.
“Как тебя зовут?" Спросила Изабель, потянувшись за большой желтой луковицей. Она срезала стебель и посмотрела на меня.
Мои воспоминания остановились на том месте, где эти люди бросили меня в реку, но так же, как я могла использовать слова, чтобы говорить с Изабель, я знала и другие вещи. Как и вино с изюмом—я узнала его вкус и вспомнила, как его делают.
Кое-какие знания возвращались ко мне по крупицам; я знала, что больных девочек выбрасывают вместе с разбитой глиняной посудой и вчерашним пеплом, но не помнила, чтобы у меня когда-нибудь было имя.
Я отрицательно покачала головой.
Выражение лица Изабель смягчилось, и она опустила глаза. Возможно, лук, который она нарезала в кастрюле, был немного сильнее обычного. Она оглядела очаг, как будто что-то искала, и в конце концов взяла старую деревянную ложку. Она некоторое время рассматривала трещину в ручке, прежде чем заговорить.
“У тебя нет имени?”
Я вытерла щеку тыльной стороной ладони. “Нет.”
“Ну что ж," сказала Изабель, "давай придумаем тебе имя. Я считаю, что это большая честь, когда боги решают, что девушка должна сама выбрать себе имя. Не так ли?”
Я хотела согласиться и уже знала, какое имя хотела бы иметь, но промолчала. Может, я и не помню, чтобы у меня когда-нибудь было имя, но я знала, что дети, особенно девочки, не должны говорить громко.
Откуда мне это знать?
Каждый раз, когда я пыталась что-то вспомнить, моя память ускользала, как испуганный голубь, мечущийся в туманной дымке.
Изабель смотрела на меня, очевидно, ожидая ответа, но она также сохраняла терпение, как будто зная, что я борюсь со своими мыслями.
