– Ки-йи-я-а! – завопил он.
Мы с Ма одновременно взвизгнули.
Он расхохотался и заговорил по-английски:
– Получилось у меня по-китайски, а? Простите, что напугал вас, дамы. Просто люблю кунг-фу. Меня зовут Эл.
Ма, не понявшая ни слова, ухватила меня за куртку и сказала:
– Это сумасшедший. Не заговаривай с ним, и мы потихоньку убежим.
– Эй, это вы по-китайски, верно? Вы можете меня научить? – спросил мужчина.
Я достаточно пришла в себя, чтобы согласно кивнуть.
– Слушайте, ко мне в магазин заходит один толстый парень. Как мне обозвать его по-китайски – как сказать «настоящий кит»?
– Киунг ю, – сказала я по-кантонски. Теперь Ма и на меня смотрела как на сумасшедшую.
– Кунг ю, – повторил он, совершенно неправильно.
– Киунг ю, – еще раз произнесла я.
– Кинг ю. – Он очень старался. Это звучало невнятно, но уже лучше.
– Так лучше, – по-английски похвалила я.
Ма хихикнула. Наверное, она никогда не слышала, как не китайцы пытаются говорить на нашем языке.
– Успеха вам в ваших делах, – пожелала она по-китайски.
– Хо санг йи, – повторил он. – Что это значит?
Я перевела для него:
– Это пожелать для ваш магазина много деньги.
Лицо его расплылось в широчайшей белоснежной улыбке:
– Именно то, что мне нужно. Спасибо.
– Пожалуйста вам, – ответила Ма по-английски.
Все витрины, за исключением магазина Эла, были пусты. На другой стороне улицы большой пустырь, заваленный мусором и битым кирпичом. На его дальнем краю стоял покосившийся жилой дом, выглядевший так, словно его забыли снести. Чернокожие ребятишки лазали в развалинах, выискивая обломки старых игрушек и прочего хлама. Я знала, что Ма никогда не разрешит мне поиграть с ними.
Несколько магазинов на нашей стороне улицы еще работали: магазин с расческами и благовониями в витрине, маленький универмаг и скобяная лавка.
Тараканов не брала даже химия. Мы обрызгали все углы и щели, разложили ядовитые шарики в стопках одежды и вокруг нашего матраса. Но коричневые головки по-прежнему шевелили усиками-антеннами из каждой трещины. Едва мы уходили или просто затихали, как тараканы тут же вылезали на свет. Мы ведь были для них единственным источником пищи во всем здании.
К этому невозможно было привыкнуть. Я, конечно, видела тараканов в Гонконге, но никогда – в нашей квартире. Мы жили очень скромно. Как у большинства жителей Гонконга, у нас не было такой роскошной вещи, как холодильник, но все остатки Ма всегда выбрасывала в мусорное ведро под столом, а готовила всякий раз из свежего мяса и овощей, купленных на ближайшем рынке. Я тосковала по нашей маленькой гостиной, где стояли красный диван и пианино, на котором Ма занималась с учениками после уроков в школе. Пианино подарил ей Па, к свадьбе, и нам пришлось продать его перед отъездом.
Теперь я училась все делать шумно, громко топать, чтобы распугать тараканов. Ма спешила на помощь с клочком туалетной бумаги в руках – раздавить насекомых, но я по-прежнему дико верещала, замечая, как мерзкая тварь ползет прямо по моему свитеру. О том, что происходило, пока мы спали, я предпочитала не думать.
Именно в этот час на сцену выходили мыши и крысы. В первую же ночь я почувствовала, как чьи-то лапки пробежали по мне, и после этого очень быстро научилась спать, глубоко зарывшись в одеяла. Грызунов я боялась не так сильно, как тараканов, поскольку мыши по крайней мере теплокровные. Маленькие живые зверьки, подумаешь. Но Ма боялась мышей панически. В Гонконге она отказывалась заводить кошку именно потому, что опасалась, что та начнет таскать в дом свою добычу. И неважно, что кошки сокращают поголовье грызунов. В нашем доме им не место. После той ночи я сказала Ма, что буду спать с краю, потому что мне надо вставать в туалет. Мне не хотелось, чтобы она лежала прямо рядом с резвящимися мышами и крысами. Вот так мы тогда старались заботиться друг о друге, хотя бы в малом.
