– Как зовут-то хоть?
– Нету никакой жены, – кольцо наконец-то сползает с пальца и исчезает в кармане. Только нет в этом смысла.
– Не волнуйся. Сейчас я уйду, и никто не скажет, что ты гулял по парку с другой. А то ведь ревновать будет.
– Да некому ревновать! – почти кричит он. А мне уже всё равно. Спокойно и легко, будто тяжкий груз упал. Всё правильно. Он сделал выбор и сумел меня забыть. Ну, или сумел забыться. Мне давно пора сделать то же самое, а не жить прошлым.
– Что, совсем неревнивая? – улыбаюсь. – Ладно. Прощай, женатый мужчина. Поболтаем в другой раз.
– Подожди, – он бросается за мной.
– Уйди! – резко обрываю. – Уйди. Исчезни. Сгинь. Тебя нет. Был и сплыл. Ясно?
– Но…
Я почти бегу, оборачиваюсь и вижу, как он с размаху бросает кольцо куда-то в кусты. Кривится от досады и злости. Интересно, что скажет жене?
А может, действительно нет никакой жены? Впрочем, неважно. Мне легко и спокойно. Я плыву по знойному городу в направлении воды. Жаль, что не взяла купальник, но это ничего. Можно просто побродить по берегу, чувствуя, как ветер доносит брызги, а волны касаются ног.
Мне легко и спокойно, только почему-то противно…
* * *
Домой возвращаюсь после полуночи. Долго бродила, стараясь не думать ни о чём. Получалось не очень.
Вот и сейчас, открывая дверь, я всё ещё прокручиваю в уме слова Клима. Позвонить и спросить про жену? Пожалуй, не стоит. И в этом решении нет гордости, слабости или желания не выглядеть дурой. Это просто понимание свершившегося факта, с которым лучше смириться.
Хотя нет. Именно гордость и всё остальное. А ещё подсознательная иррациональная тяга к страданию. «Люди любят страдать, – говорил иногда Папа-П. – и они думают, что это их облагораживает. Но только ничего они не облагораживают. Жить в радости гораздо сложнее».
– Повидались? – спрашивает Папа-Б. – Гляжу, не очень прошло.
Он сидит в гостиной. Один, в полной темноте. Лишь глаза чуть подсвечены луной.
– Какая разница?
– Ты моя дочь.
– Что-то ты редко это говоришь.
– А это входит в список вещей, которые надо говорить постоянно? Извини, не знал. Я же не сообщаю каждый день – солнце встало.
Он прав, конечно, да только что мне сейчас до его правоты?
– Прошлого не вернёшь, – отвечаю я.
– Конечно, – тут же соглашается Папа-Б. – Тогда что ты собираешься делать?
– У меня есть выбор? Жить настоящим и надеяться, что всё изменится.
– Какая глубокая и выверенная гражданская позиция, – его манера иронизировать порой меня бесит. – А если подумать о будущем?
– В будущем всё будет не так.
– А как? – чуть наклоняет голову и смотрит прищурившись.
– Не знаю.
Он тихо смеётся, показывая, что я ошибаюсь.
– Я хотел бы попросить тебя об одной вещи. Завтра прогуляйся до города ещё раз. Днём. И опять до вечера.
– Зачем?
Он не отвечает. Встаёт и идёт в свою комнату. Словно подачку бросает мне: «Потому что завтра что-то случится». Папа-Б редко говорит прямо, когда есть возможность заставить меня подумать.
По его мнению именно это называется «воспитанием».
* * *
Папа-Б ушёл, и теперь я сижу на том же самом месте и смотрю в темноту. И наверняка мои глаза так же блестят в свете Луны.
«Завтра что-то случится». Мне очевидно, что именно произойдёт, как и понятны причины, привёдшие к этому.
Прошлого не вернуть, а жить настоящим слишком тоскливо. «А если подумать о будущем?» – спросил Папа-Б…
Что ж, в таком случае у меня перед глазами идеалистическая картина. Дом, все трое моих отцов и Клим. Мы живём, радуемся, находим новые идеи. Я наконец-то посвящаю Клима в семейную тайну, и он начинает работать с моими отцами. Не над тем, чем сейчас заняты они, а над чем-нибудь другим. Столь же интересным и головоломным. А я ухаживаю за цветами, убираюсь по дому, хожу в город за продуктами, готовлю моим мужчинам еду и смотрю на их наполненные жизнью лица. Не потому, что мне прям вот нравится это делать, и не потому, что я сторонница патриархального уклада. Просто я всё равно не понимаю до конца, чем они занимаются, так что лучше приносить пользу там, где умеешь.
