– Я же вам говорила – не поверите! – На последнем слове она сделала акцент, проговаривая его по слогам.
Медсестра нависла прямо над ней, всем видом давая понять, что пора бы им начать откровенный диалог, считая, что кроме неё самой из этой малолетки, склонной к острым ощущениям, никто правду не выбьет.
– Кто тебе нанёс повреждения, с которыми ты прибыла сюда?
Маркус надула щёки и покосилась исподлобья.
– Вам я могу сказать…
Больная о чём-то подумала, затем спохватилась и пригрозила:
– Но, если вы кому расскажете, я отрекусь от своих слов!
– Ну и?
Татьяна натянула повыше одеяло и как всегда по-деловому скрестила покалеченные руки на груди.
– Это сотворила Марьяна, моя сводная сестра. Она меня била. Но она не хотела этого делать, ею управляла старая ведьма. – Пациентка смотрела в упор, не моргая, не оставляя сомнений, что говорит она сейчас чистейшую правду, или в таковую безоговорочно верит. – Та старуха её заставила меня привязать и глумиться надо мной. Только я вас предупредила – кому расскажете, я всё буду отрицать.
– М-да, девочки-и… – Лопухина собралась на выход. – Чем вы только не занимаетесь, в какие опасные игры вы только не играете… А результат налицо. Значит Марьяну до полусмерти изуродовала ты?
Девушка вздрогнула и замерла, вытаращив глаза. Её испуганная гримаса начала переходить в состояние возмущения.
– Да я её пальцем не трогала!
– А кто тогда?
– Я же говорю – ведьма!
Медсестра, засунув руки в карманы, сделала несколько шагов обратно к кровати. В её лице угадывалась ирония.
– Значит, получается… тебя – Марьяна, Марьяну – ведьма. Так?
– Именно!
– Ладно. – Олеся снова нависла над больной. – Кто с вами был третий? Скажи честно.
– Карга! – ни на минуту не задумываясь, ответила Маркус.
– Ясно.
Медсестра развернулась на каблуках по кругу и демонстративно пошла к двери. Татьяна не стала её задерживать, пытаясь принять решение: уж не вернуться ли ей снова к обету молчания…
В часы посещений перед постовым «аквариумом» возник худой долговязый мужик в клетчатой рубашке, застёгнутой до последней пуговицы, с большими накладными карманами на груди. Из левого кармана топорщился сложенный в несколько раз документ; мужчина выглядел обеспокоенно, шея его была изогнута с выдающимся вперёд подбородком, спина сутула – так он напоминал болотную птицу, либо вопросительный знак.
– Извините, – заговорил он виновато, – в какой палате лежит Маркус Татьяна?
Олеся уставилась на него оценивающе: в этой старомодной клетчатой рубашке он выглядел, словно червяк, выбравшийся на поверхность, и ему не надо было представляться – отчим и отец, звезда городских сплетен, незаслуженный заключённый – только он мог иметь подобный вид, только он мог смотреть по сторонам взглядом побитой собаки.
– Мар-кус… – попытался повторить он более чётко.
– Я поняла вас.
Медсестра вышла к нему навстречу.
Перед ней стоял явно хронический алкоголик, находящийся в стадии ремиссии, и хотя она понимала без особого труда, что в больницу прибыл один из главных персонажей этой загадочной истории, но удивлялась – зачем. В руке он трогательно сжимал сияющий новизной пакет, в котором просвечивались фрукты.
– Что вы там принесли? Ей можно не всё подряд.
Мужчина распахнул перед ней пакет. За фруктами виднелась палка копчёной колбасы.
– Колбасу забирайте – ей сейчас нельзя никакие копчёности. А там что?
Отчим с хрустом вытянул блестящую упаковку.
