Улыбка Ралстона не предвещала ничего хорошего.
– Какая ирония, что именно матушка рассчитывала на наше чувство семейного долга, вы не находите?
Поверенный не стал притворяться, что ему непонятна эта реплика.
– В самом деле, милорд. Но если позволите, девушка уже здесь, и она очень мила. Честно говоря, я плохо представляю, что еще следует предпринять.
Он не сказал ничего больше, но подтекст был совершенно ясен: «Я не уверен, что следует оставлять ее на вашем попечении».
– Конечно, она должна остаться здесь, – наконец вмешался в разговор Ник. Поверенный с благодарностью, а брат с раздражением обернулись к нему. – Мы возьмем ее к себе. Думаю, сейчас бедняжка все еще в состоянии шока.
– В самом деле, милорд, – с готовностью согласился поверенный, пытаясь поймать доброжелательный взгляд Ника.
– Я не думаю, что ты можешь принимать подобные решения в этом доме, брат, – протянул Ралстон, не отводя взгляда от поверенного.
– Я просто хочу прекратить мучения Уингейта, – ответил Ник, кивнув в сторону юриста. – И потом, неужели ты сможешь отвернуться от своей кровной родственницы?
Ник, конечно же, был прав: Гейбриел Сент-Джон, седьмой маркиз Ралстон, не смог бы отвернуться от своей сестры, хотя в глубине души и испытывал такое желание. Он пригладил свои черные волосы, удивляясь, что все еще испытывает раздражение при мысли о матушке, которую не видел много лет.
Ее выдали замуж очень рано – едва исполнилось шестнадцать, – и через год она родила близнецов. Десять лет спустя она уехала, сбежала на континент, оставив сыновей и их безутешного отца. По отношению к любой другой женщине Гейбриел испытывал бы сочувствие, понял бы ее страх и простил бы бегство, но он стал свидетелем печали своего отца и испытал боль, вызванную потерей матери. Затем печаль уступила место гневу, и прошли годы, прежде чем Гейбриел смог говорить о ней без гневного комка в горле.
А теперь, когда он узнал, что его мать разрушила еще одну семью, старая рана вновь открылась. Тот факт, что она родила еще одного ребенка – к тому же девочку! – и опять оставила малышку без матери, привел его в ярость. Конечно, его матушка была права: он сделает то, чего от него требует фамильный долг. Маркиз Ралстон сделает все, что в его силах, чтобы искупить родительские грехи. И возможно, это больше всего выводило его из себя – мать понимала его. Возможно, между ними существовала какая-то связь.
Он поставил стакан и снова уселся за широкий стол красного дерева.
– Где эта девушка, Уингейт?
– Полагаю, в зеленой комнате, милорд.
– Что ж, нужно пригласить гостью. – Ник подошел к двери и отдал приказание слуге.
Последовала несколько затянувшаяся пауза, наконец Уингейт встал и нервно одернул сюртук.
– Вы позволите, сэр?
Гейбриел бросил на него раздраженный взгляд.
– Она хорошая девушка. Очень милая.
– Да. Вы это уже говорили. В противовес вашему мнению обо мне, Уингейт, я не людоед, пожирающий молоденьких девушек. – Он помолчал, затем усмехнулся уголком рта. – По крайней мере тех девушек, с которыми я состою в родстве.
Приход сестры помешал Гейбриелу вдоволь насладиться возмущенным сопением поверенного. Дверь открылась, и он встал навстречу гостье и тут же удивленно вскинул брови.
– Боже правый! – Слова Ника вполне отразили мысли Гейбриела.
Девушка была их сестрой, это не вызывало никаких сомнений. Помимо глаз такого же голубого цвета, у нее, как и у близнецов, были резко очерченные скулы и темные вьющиеся волосы. Она выросла копией своей матери – те же горящие глаза, такая же высокая, гибкая и просто прелестная. Гейбриел чертыхнулся себе под нос.
