Девять принцев Амбера. Ружья Авалона - страница 3

По дороге я обдумывал, какой тактики мне следует придерживаться.

Так что, когда массивная дверь огромного старого особняка открылась через полминуты после моего стука, я уже знал, что именно скажу. Я все продумал, пока шагал к дому по длинной, продуваемой ветрами и вымощенной белым гравием подъездной аллее, по обе стороны которой росли мрачные дубы и яркие клены. Листья шуршали под ногами, ветер забирался под ворот и холодил свежевыбритую шею. Аромат лосьона смешивался с затхлым запахом гниющей листвы, исходившим от увитых плющом старых кирпичных стен. Ощущения чего-то знакомого не было. Раньше я здесь не бывал.

Я постучал в дверь, ответило гулкое эхо. Я сунул руки в карманы и стал ждать.

Дверь отворилась, и я улыбнулся и кивнул возникшей на пороге горничной – смуглая, конопатая, с пуэрториканским акцентом.

– Что вам угодно?

– Я бы хотел видеть миссис Эвелин Флаумель.

– Как мне о вас доложить?

– Ее брат Карл.

– О, пожалуйста, войдите, – пригласила горничная.

Я вошел в холл. На полу – мозаика из мелких плиток цветов лососины и бирюзы, стены отделаны красным деревом, слева – цветочная кадка с чем-то большим и крупнолиственным. Под потолком – куб из стекла и эмали, из которого вниз лился водопад желтого света.

Служанка удалилась, а я вертел головой в поисках хоть чего-нибудь знакомого. Ничего.

Что ж, подождем.

Вскоре горничная вернулась, с улыбкой кивнула:

– Пожалуйста, прошу за мной. Она ожидает в библиотеке.

Я пошел за нею, миновал три лестничных марша, коридор и две закрытые двери. Третья, слева, оказалась открытой, на нее мне горничная и указала. Я вошел и остановился на пороге.

Как все библиотеки, эта также была полна книг. Еще там висели три картины: два мирных пейзажа и одна не менее мирная марина. На полу – тяжелый зеленый ковер. Рядом с огромным письменным столом – гигантский глобус, с которого на меня смотрела Африка. За глобусом – окно во всю стену, восемь прозрачных стеклянных панелей. Но не это остановило меня.

У стола сидела женщина в платье цвета морской волны, с узким глубоким вырезом и широким воротником. Длинные волосы и пышная челка имели цвет, являвший собой нечто среднее между закатом в облаках и ореолом, что окружает пламя свечи в темной комнате, и откуда-то я знал, что это их естественный цвет, а глаза за стеклами очков, в которых она вряд ли нуждалась, были голубыми, как озеро Эри в третьем часу безоблачно-летнего дня[15], а сжатые в сдержанной улыбке губы тоном соответствовали ее волосам. Но остановился я совершенно не поэтому.

Просто я знал ее. Откуда-то. Точно знал. Хотя и не мог вспомнить, откуда именно.

Я подошел ближе, улыбаясь в ответ на ее улыбку.

– Привет, – сказал я.

– Садись, – сказала она. – Пожалуйста.

И указала на кресло с высокой спинкой и массивными подлокотниками, мягкое и оранжевое, и прогибается как раз так, чтобы приятно было плюхнуться.

Что я и сделал. Она внимательно смотрела на меня.

– Рада, что ты снова в деле.

– Я тоже. А ты как?

– Спасибо, все в порядке. Признаться, не ожидала увидеть тебя здесь.

– Знаю, – соврал я. – Но вот он я, и хочу сказать спасибо за твою сестринскую доброту и заботу. – Я намеренно оставил в голосе толику иронии; хотелось увидеть ее реакцию.