Девять Жизней. Пятый Элемент - страница 13



От которых ослеп я,
оглох,
и сгорбатился,
но дававшие мне колоссальной,
неистовой силы…
Как мы жили с тобой,
не щадя никого,
ничего.
Не жалея ни двери,
обои,
палас,
Мы усердно,
ежедневно,
стирали о них,
красоту
и блеск наших глаз.
Не смогли,
не сумели,
не справились,
наказать бы,
избить бы нас палками,
чтоб не бегали,
и не прятались,
под чужими
лощеными одеялками.
Вновь встречаемся мы,
уж который раз.
Молча,
смотрим друг другу в глаза,
все слова давно уже сказаны.
Потратили,
разбросали мы
блеск своих глаз,
и теперь они глупо размазаны.
Я хотел бы увидеть глаза твои…
Те глаза…

«От любви до ненависти один шаг?!..»

От любви до ненависти один шаг?!
Нет!
Не так!
Неправда,
снова ложь..
Предначертание смотрит,
знает,
ждет.
Твой ход.
Мой шаг.
Поставить точку невтерпёж.
Игра идет.
Квадраты черные,
смешались с белыми,
в бреду,
ты ходишь прямо,
вправо,
влево.
Доска твоя…
А я…
упорно и настойчиво,
как пешка вперёд,
вперёд иду.
Ты властвуешь.
Ты – ферзь,
ты – королева.
Игра идет,
шагов немало сделано,
потерлись клетки черные и белые.
На троне,
за столом,
ты ищешь смысл,
победы суть,
а у меня все просто,
вперёд и прямо,
напролом…
Всё ради,
всё во имя,
для…
Но пешка на доске пройдя свой путь,
становится любой фигурой,
за исключением короля.

«Всё, закрыты глаза…»

Всё, закрыты глаза.
Всё.
Включайте мой сон.
Жизнь, как бездарность.
Слабый сюжет.
Местами комедия, драма.
Режиссёром был я?
Халтурщик.
Жаль, не Оливер Стоун.
Продолжайте,
я у экрана.
Ползущей душой,
тянется лента,
вяленько,
просящая.
Стереть
этот миг,
сцену вырезать,
ужасный монтаж.
Главный герой,
человечишка маленький,
в голове каламбур,
мысли – дебри и чаща.
Он – пустышка,
что сказать,
балагур,
не эпичный типаж.
У этой картины не будет проката,
фиаско.
Пустая,
ненужная,
будет ли впрок.
Руки отбить,
чтоб они не держали
ни кисти,
ни краски…
Очень мягко сказать, —
на любителя…
Дайте шанс,
то был просто злой рок
я теперь уже знаю,
как надо…
Дозвольте всё переснять…
Не снимают ремейки,
ради одного
зрителя.

«Ветер рывком…»

Ветер рывком,
небо стало оплакивать,
сердце,
точеный камень.
Хрясь молотком,
сам себе вердикт накатал:
ты мне ветер,
небо,
дождь,
поле во ржи,
разваливаюсь,
как Кракатау,
с молчанием рыбы
снаружи,
внутри,
ревом тысяч
медведей.
Всё равно,
лучше тебя не сыщешь
среди семи миллиардов
людей!

«КолЯ чужое сердце шилом…»

КолЯ чужое сердце шилом,
играя с жизнью,
веселясь,
смеясь в лицо душевной боли.
Я призывал не жить уныло,
и не считал себя ранимым,
пока не слушал этой соли.
Любовь
вообще считал насмешкой,
нелепой выдумкой,
игрой,
обманом.
Чужих тревог и мук не чуял,
плевал на души
и сердца.
Не ожидая,
что однажды
таким же,
стану,
не ожидая,
что примерю
роль одинокого отца.
Как вышло,
сам такой ранимый,
как мог я
резать,
рвать,
колоть…
Задвинув в тёмный ящик душу,
превознеся над нею плоть…
Вокруг разбитые сердца
и судьбы,
я в центре,
в этом пепелище.
Я был заносчив,
нагл,
строптив,
в душе был просто нищий.

Татьяна Бутченко

Россия – Рязань

Завязавшему

Как распушало хвост, когда-то,
Вино, и думалось оно
Тебе поможет взмыть куда-то,
Куда – казалось, всё-равно.
Язык радушно распускало,
Запреты в рюмке утопив,
Потом его казалось мало —
Не улетишь, чуть пригубив..
По венам реки-океаны
Коварных вин струились, но
Чем глубже открывались раны,
Тем слаще делалось вино.
Глаза восторженно блестели
Лукавством тысячи чертей,
И гибкость появлялась в теле,
И ты взрывался от идей.
Казалось это вечно будет,
Но с каждым разом глубже ад.
И вот – стоит вино на блюде,
А ты ничуть ему не рад.
Ты понял суть его гнилую,
Его чарующий обман,