Телефонный звонок прерывает ход моих мыслей. Мама звонит. Я беру трубку и говорю: – Алло.
– Валентин, – сегодня голос мамы звучит слабее, чем обычно, или это мне кажется?
– Да, мамочка.
– Ты добрался? Ты уже в учреждении?
Мамочка у меня по образованию филолог. Она преподавала словесность в школе, где я учился.
– Да, мама. Я уже за столом.
– Ты позавтракал и принял свои лекарства?
– Да, мама, не волнуйся все нормально.
– Нормально? Не лги мне, Валентин! Материнское сердце не обманешь! Мне прекрасно известно, что в последнее время ты пренебрегаешь кипяченым молоком, а это верный рак желудка в твои годы!
Я ненавижу кипяченое молоко. С детства. Еще, будучи маленьким мальчиком, я ненавидел его всей своей детской душой. И осторожно спаивал ненавистное питье нашему котенку. Закончилось это плохо для нас обоих. Мама, как обычно, обо всем узнала (она всегда обо всем узнает) и немедленно выставила котенка на улицу. Мои просьбы и слезы она попросту не заметила. И запретила мне впредь держать в доме любых животных. Однажды я ее все же ослушался…
– Мама, ты ошибаешься, – мирно отвечаю я, – я каждое утро выпиваю по половине стакана.
Но не кипячу его. Так и хочется мне добавить. Но я сдерживаюсь.
– Смотри, Валентин, – в голосе мамы появляются угрожающие нотки, – твоя ложь легко может свести меня в могилу. Ты вычистил свой костюм? Не забывай ухаживать за ним, помни, что это выходной костюм твоего отца. Изволь относиться бережно к его памяти.
– Да, мама. Я не забываю, мама.
– А этот ужасный Брусницкий? Он все еще работает с тобой в одном присутствии и постоянно тебя терроризирует? Я решительно настаиваю, чтобы ты переговорил со своим начальником (это слово звучит у нее с оттенком брезгливости) и потребовал прекратить произвол в отношении тебя.
– Я обязательно поговорю с ним, мама.
– Когда, Валентин? Когда ты наберешься духа? К этому времени я уже испущу свой дух, слышишь ты неблагодарное животное? Я, которая все эти годы холила и пестовала тебя, как…
Я опускаю руку с телефоном. Весь дальнейший монолог я знаю наизусть и с точностью до секунды могу спрогнозировать его завершение. Когда я вновь поднимаю телефон к уху, я слышу уже его окончание.
… А впрочем, живи, как знаешь. А я вынуждена прервать этот бесполезный разговор мне нужно принять лекарство. Но к этому диалогу мы еще вернемся.
В трубке короткие гудки.
Я опускаю телефон и вздрагиваю от неожиданности. Прямо на моем рабочем столе, вернее на его краю сидит и улыбается мне самым подлым образом мой школьный товарищ. Мой давний кошмарный сон. Брусницкий.
– Привет, Ляшкин, – дружелюбно обращается он ко мне.
– Я Ляшов, – угрюмо бурчу я в ответ.
– Да какая разница, – Брюс улыбается еще лучезарнее, – у меня к тебе дело на сто миллионов.
Так. Значит, будет о чем-то просить. И уж в этот раз я точно ему откажу. Пора ответить ему за все его оскорбления.
– Денег нет, – предупреждаю его я как можно тверже.
– Да нужны мне твои гроши, – с обидой отвечает он и, пригнувшись ко мне, говорит чуть тише, – ты хоть помнишь, что сегодня за день?
– А какой сегодня день? – я тоже почему-то начинаю говорить шепотом.
– Сегодня у Юли Розановой день рождения, – торжественно говорит Брюс и поднимает вверх указательный палец, – там тоже в курсе и хотят ее поздравить. Ты же заметил, что она у нас на особом положении.
Ах, сука. Значит, точно с боссом спит. Так я и знал. Но вслух говорю:
