Гайдамаков выезжал туда и убедился, что пойманный снайпер совершенно «сырой». Бывший разрядник по стрельбе. Его завербовали для поездки сюда, и он захотел заработать денег. Не успел… Нет, это не тот. Да и приметы не сходятся.
Серьезный сигнал поступил, когда Николай был на обеде. К нему прибежал посыльный от Шрамко и сказал, что вызов срочный. По растерянному виду ефрейтора Гайдамаков понял: надо в самом деле спешить. Не доев суп, он бросил ложку и мигом был у начальника особого отдела. Тот скороговоркой сообщил, что от милицейского агента поступил сигнал: черноволосую молодую женщину видели на улице Усиевича. Она шла к домам, что стоят рядом с воинской частью. Следить за ней агент не решился, он ведь не специалист. В руке у нее был чехол от гитары.
Карта города уже лежала на столе. Шрамко ткнул пальцем туда, где видели женщину.
– Это здесь. Видишь, рядом казармы. Будет огонь по военным, из дивизии.
– Но тут три дома, поди разберись, где засидка. А когда ее видели?
– Сигнал поступил минут десять тому назад, даже восемь.
– Ну все, я этот район знаю, я помчался!
– Желаю удачи, – сказал Шрамко и пожал Гайдамакову руку.
Минут через семь Николай на штабном уазике со своей маленькой опергруппой прибыл в район казарм.
Он понимал, что трем его операм не следует «светиться» перед казармами, и одному поставил задачу: наблюдать за домами со стороны казарм и стараться отследить в окнах или чердачных проемах появление снайпера, чтобы сразу дать об этом сигнал ему, Гайдамакову. Двоим он приказал подготовить табельное оружие и осмотреть в домах, сколько можно подъездов и чердачных помещений. При обнаружении снайпера задержать его или уничтожить.
А сам вытащил из салона уазика детскую коляску с уложенной в ней винтовкой и пошел «гулять с младенцем». По дороге, идущей вдоль тех самых трех домов. Дома были по левую сторону, а казарма по правую. Опер, наблюдавший за домами, шел по другую сторону металлического забора метрах в пятнадцати впереди, вдоль здания казарм и лениво поглядывал влево, на дома.
Николай не глядел по сторонам. Как «чуткий папаша» он был занят только «своим ребенком» и лишь косил взгляд на напарника, идущего справа.
Уже поравнявшись с проемом между первым и средним домом, опер вдруг остановился, повернулся налево и, став на корточки, стал завязывать шнурок. На его полуботинках не было шнурков и, Николай, понял: он что-то увидел. Напарник в самом деле поднялся и пошел назад, мимо него, Николая. Поравнявшись, он негромко сказал:
– Средний дом, среднее чердачное окно. Готовится к стрельбе.
Гайдамаков как шел, так и продолжал движение. На ходу протянул руку «к ребенку» и снял винтовку с предохранителя.
Вот среднее окно на чердаке. Их всего три. Пока ничего не видно – проем глубокий, мешает боковина.
Средний дом был как раз напротив казармы. Возле нее два солдатика подметали двор. Наверно, по ним снайпер и будет стрелять.
Окно было открыто, и пока был виден только его край. Николай стоял и делал движения человека, готовящегося закурить: полез в карман, достал несуществующую сигаретную пачку, полез рукой во второй – за зажигалкой. Он стоял вполоборота к дому и оценивал обстановку. В сумраке показавшегося края окна смутно проглядывали манипуляции находящегося там человека.
Ага, вот! Из темноты приблизилось и четко обозначилось левое плечо человека. Лица не было видно – оно было за оконной боковиной.
