«Скажи, пожалуйста, не читала ли ты что-либо об этом вчера?» – спросил граф, намазывая масло на хлеб. – «А то я заметил, что если я читаю, пишу или долго думаю о чем-то вечером, то потом я вижу то, что занимало мой разум, во сне».
«Нет, в том-то и дело», – испуганно произнесла Дотти. – «Не представляю, почему мне такой ужас вдруг привиделся. Вроде здорова, на ночь ничего не ела, а ведь от того, сказывают, тоже бывают дурные сновидения…».
«Ну и не следует придавать такому сну слишком большое значение», – Кристоф говорил уверенно, но сам думал, что совпадение и впрямь довольно странное.
Он добавил:
«Знаешь, мне в детстве говорили: как увидел кошмар, нужно утром, в первую очередь как проснешься, выглянуть в окно и сказать: „Святой Иосиф, развей мой сон по всей земле“. И ничего не исполнится».
«Надеюсь, что ничего не исполнится», – улыбнулась Дотти. – «Очень хотелось бы, чтобы у нас никогда не было революции».
Кристоф отчего-то вспомнил рассуждения своего друга князя Долгорукова о «Негласном комитете» и промолчал, не спеша разуверять супругу. Также на память пришли слова графа Воронцова, сказанные им несколько лет назад в присутствии Ливена: «В нашей с вами родине революция возможна только сверху». Недавно так и произошло. И, возможно, так правильно. Зато не будет таких жертв, и гильотины останутся исключительно в кошмарах юных дев.
«Конечно, нет, ничего страшного не случится», – продолжила его супруга. – «Значит, действительно пустое».
Их трапезу прервало появление привратника, доложившего о прибытии Рибопьера. Супруги переглянулись, немедленно вспомнив вчерашний разговор.
«Проси немедленно», – произнес граф встревоженно, и сам вышел навстречу гостю. Дотти поднялась было, чтобы последовать за мужем, но тот взглядом и жестами убедил ее остаться на месте.
«Ну Бонси…», – начала она, поджимая губы.
«Один раз ты с ним уже разговаривала, и этого довольно», – резковато оборвал ее Кристоф. – «Если ты нам понадобишься, я тебя позову».
…Адъютант его и впрямь выглядел ровно так же, как его описывала Доротея. И пострадавшая прежде рука его действительно была на перевязи.
После приветствий Саша протянул Кристофу папку в зеленом коленкоровом переплете, проговорив:
«Ваше Сиятельство, то донос на вас, писанный графом Талызиным».
«Как ты его заполучил?» – изумленно спросил Кристоф.
«Граф мертв», – проронил Рибопьер и резко побледнел, покачнувшись на ногах. Кристоф поддержал его, совсем слабого.
«Простите», – пробормотал его приятель. – «Что-то голова сильно кружится… Так вот, Шестого рыцаря более нет».
«Это произошло сегодня ночью?» – уточнил Кристоф.
Рибопьер кивнул.
«А вам уже докладывали?» – спросил он.
«Нет, но я каким-то образом это узнал», – граф указал на диван, стоявший поблизости, и чуть ли не силком усадил туда своего адъютанта, который то и дело отнекивался, ссылаясь на то, что ему скоро предстоит ехать в некую дальнюю дорогу.
«Вам нельзя в дорогу, в таком-то состоянии», – говорил Кристоф, держа его за руку и прислушиваясь к своим ощущениям. Сердце его юного друга билось чересчур уж сильно, но в жилах вместо крови, казалось, текла вода, зыбкая и прозрачная. «Его били по голове», – решил про себя граф. – «Так, чтобы не осталось следов – значит, профессионалы. Руку сломали, верно, потому что сопротивлялся, а нападавшим не хватило выдержки его не трогать. Ломали руку пострадавшую, которой Саша еще не владел столь же ловко, как до дуэли. Чтобы наверняка. И, верно, чтобы никаких вопросов не осталось».
