Когда Ронд и Эйв приехали с работы, они застали бедолагу в беспомощном состоянии: болезненный жар не отпускал муравья ни на минуту, казалось, что под тонкой кожей больного пылает безумно-огненный пожар, готовый вырваться наружу. Три коротеньких дня, выделенных участковым врачом на выздоровление больной особи, ничего существенного не изменили. Дежурящий на следующий день Ронд прилежно ухаживал за собратом, распластанным на кровати, как на предсмертном одре, неприлично-высокие градусы спасительно снижались буквально на час, но, достигнув нормы, температура снова вздымалась, и неизбежно виделся только один путь: трудолюбивый Лерц свое безупречно отработал, и его, не иначе, как устранят. Именно это и произошло. По истечении трех мимолетных суток врач добросовестно зафиксировал «невыздоровление пациента и невозможность выхода на работу». Злосчастная метаплевральная железа11, отвечающая за выработку антибиотиков, которая защищает муравьев от всевозможных бактерий, была повреждена. По Кодексу о Привилегиях Лерц лишался какого-либо права на рабочее место – кому нужен больной муравей?
Эйв и Ронд попытались заступиться за товарища, написав братское прошение об отсрочке на время восстановления здоровья дополнительную объяснительную и положительную характеристику, обращая внимание руководства на значительный стаж и заслуги отличного в прошлом работника, но ничего, увы, не помогло. Приговор был безжалостным, суровым, и бесповоротным, без какого-либо апелляционного рассмотрения. Невеликое ежемесячное денежное пособие, которое полагалось к выплате при устранении с места работы первые полгода на поддержание жизнедеятельности, было ничтожно мизерным, совершенно ничтожным и совершенно мизерным, фактически хватало всего лишь на неделю…
«Ты представляешь, Ронд, месячное пособие – на неделю!» – неистово говорил Эйв своему другу. – «Как жить-то при таком раскладе? Можешь ответить на вопрос? Прямой вопрос – прямой ответ! А, ведь, ответа-то и нет! Дней-то в месяце значительно больше, чем одна короткая неделя, на которую тебе хватит этого самого пособия! Или это только так кажется? Вот такая она – реальная жизнь… Те, кто на самом верху, не понимают, как нам тут живется…»
Одним словом, при таком раскладе муравьям, живущим на пособии, приходилось голодать. А для больного Лерца недостаток еды был самым худшим лекарством. В двухнедельный срок Лерца выселили из комнаты А-745, собственности предприятия, ведь он уже не был сотрудником радиозавода. Товарищи его поддерживали, как могли, но кардинально что-то изменить, были не в силах.
Существовал еще достойный вариант решения жизненного вопроса – устроиться на работу, но найти постоянное место, да еще и с жильем, или с достойной заработной платой, чтобы хватало на оплату жилья, было нереально. Сменить профессию и попытаться зарабатывать себе на хлеб насущный каким-то другим путем, Лерц не мог в силу возраста и особенностей характера. Он всю свою жизнь отдал служению одному-единственному предприятию, и, теперь как отработанный шлак, был выброшен на помойку.
Ни Эйв, ни Ронд не знали, как сложилась дальнейшая судьба Лерца, а через месяц-другой они и вовсе не вспоминали «однополчанина»: трудовые будни отнимают все душевные силы и заставляют думать только о настоящем. Ни о дальнем прошлом, ни о ближайшем будущем – размышлять практически нет ни настроения, ни сил, ни времени, ни желания.
