Дежавю. Любовь - страница 41

– Давайте, пройдем в палату, Вам в любом случае лучше прилечь, – с простудной хрипотцой в голосе посоветовал медик.

– Конеш-шно, конеш-шно, уже иду, уже иду. Вот реш-шила чуток прогуляться, а то, как-то знаете, невесело сидится на одном месте. Скуш-ш-шновато немнош-шко… – у Амины в последнее время как-то смешно стала проявляться ее детская протяжная «ш-ш-ш», и она по-доброму щурилась каждый раз, когда ловила себя на мысли, что эта «ш-ш-ш» веселит окружающих.

– Что ж Вы убежали-то? – на мордочке муравья появилась улыбка, и он бережно под локоток20 подхватил Амину, и увел ее в длинный коридор.

– Да-а-а скуш-шно же, говорю… Ну-у-у, правда… Погулять бы немнош-шко… – мольба беременной постепенно утонула среди однотонных светло-голубых стен.

– У Вас все в порядке? Ничего не требуется, а то скажите, все сделаем? Если что-то не так – всегда можете смело говорить сестрам, они Вам помогут!

Дорога к родничку, длиною ни много, ни мало в три четверти часа, сегодня явно сокращалась из-за приподнятого весеннего настроения.

«Сказочный старичок наш – Дити – все же пережил свой отпущенный срок. Он же тако-о-ой старенький! Сколько ему лет, интересно знать? Когда мы поселились сюда с Рондом, ходили слухи, что он добросовестно отработал больше полтинника! Больше пятидесяти! Это же… да, эта цифра даже не укладывается в голове… так это было еще тогда, практически еще в прошлой жизни. А сколько ему теперь уже? Подумать – ужас просто! И ведь не устраняют его, хотя кто захочет уволить исправного трудолюбивого работника? Устраняют только по объективным причинам и ленивых муравьев! Надо уж слишком опуститься, чтобы тебя уволили. А этот – настоящий профи своего дела, и, похоже, своего любимого дела. Он все досконально знает, что надо и что не надо, и всех мурашей прекрасно выучил – наверное, к каждому жильцу нашел свои персональные секреты-ключики, и значительный плюс ко всему – нисколько не ленится! Не ленится он, просто – молодчинка! Интересно, бывают ли в природе ленивые особи, вообще, в принципе возможно ли такое? Да, в общей сложности лет шестьдесят или больше он отработал? Сколько уж получается? И не стремится уйти… да и куда, и зачем ему уходить, если тут есть работа и он чувствует, что нужен нам, нужен обществу, а где-то там, где-то вне нашего дома – он станет, а это – точно, „отработанным шлаком“, брошенным всеми и оставленным на выживание…»

Путь к живительному родничку, служившему на протяжении многих веков настоящей «дорогой жизни» для перепончатокрылых города Кехидупан21, пролегал через всю сквозящую нескончаемо-длинную Шестьдесят вторую улицу, вдоль глянцевой, сухой, безжизненной стены однообразных плоских, невыразительных многоэтажных монстров, совсем изредка перемежаясь несуразными, разномастными пестрыми стеклянными кубами супермаркетов.

Единственным примечательным зданием на вышеуказанной Шестьдесят второй являлся Конгресс-зал, дружелюбно объединяющий воедино с пару десятков частных незначительных телевизионных студий и пресс-центров, и один государственный мега-телеканал. Можно откровенно сказать, положа руку на сердце, что Конгресс-зал своими амбициозными архитектурными формами был одним-единственным зданием, которое полноценно (с художественно-эстетической точки зрения) компенсировало весь прилегающий рядом однотипный серенький район. Будто замерев в неведомом архитектурном экстазе, в геометрически-правильной форме мистического октаэдра, изумительно красивый высотный дом, по праву мог считаться настоящим произведением современного архитектурного искусства. И нижняя фатально-странная перевернутая пирамида, будто бы поджатая со всех четырех сторон, и верхняя – изумительно правильной формы, обе безраздельно красовались разноцветными стеклянными окнами, сквозили загадочной радугой, точнее с первого этажа, с самой земли, асфальтового покрытия, до остроигольной вершины двадцать восьмого, – все миллионные призрачные цвета радужного коромысла полифонично перетекали из одного в другой. Солнечных лучей жизнерадостное отражение от поверхности почти идеально зеркальных треугольников и ромбиков издалека привлекало всеобщее внимание, завораживая взгляды горожан и удивляя туристов, временами превращаясь в панцирь жуткого громадного древнего земноводного, который на все лады озабоченно журчал заплаточно-чешуйчатыми переливами.