Алейтис вскинула руки и понеслась по тропе в диком танце, пронизанная такой сильной радостью, что ей казалось, будто она, как солнце, выплывает облаком золотистого тумана, освежая божественную красоту рассвета. Кожа Алейтис, подобно туго натянутому барабану, вибрировала в ответ на звуки утра, становившегося все более красочным.
Еще несколько шагов, и капюшон свалился на плечи, волосы, подхваченные ветерком, ожили – каждая их прядь стала особым существом, со своей отдельной жизнью.
Алейтис обошла последний куст зарослей зардагула и оказалась перед величественным старым хораном. На выступавшем из земли узловатом корне сидел Вайд. Спина его удобно устроилась в изгибе основания ствола. Алейтис нежно улыбалась, наблюдая, как он заставляет танцевать музыку, извлекаемую из барбата. Он был одет в темно-синюю с серебром аббу, изящными складками ниспадавшую с его стройного тела. Этот барбат был его любимцем – изящный полумесяц, ручной полировки, с инкрустацией в сложном стиле рисунка найзех. Пальцы Вайда задумчиво блуждали по струнам, сам он, словно в забытьи, смотрел на текущую возле его ног воду. Ветерок, шелестящий над водой, перебирал его темные, с редкой проседью, волосы, густыми прядями окаймлявшими тонкое нервное лицо.
– Вайд!
Он поднял голову и увидел ее:
– Лейта!
Загорелое лицо его осветилось теплой улыбкой. Он похлопал по плоскому камню, который примостился возле корня хорана.
– Иди садись! Я сочиню для тебя песню.
– О, только не очень-то утруждай себя! – засмеялась она. – Я не хочу мешать тебе. А что же ты сочиняешь сейчас? – Она присела рядом. – Грезы?
Вайд усмехнулся.
– Грезы? Нет, грезы приходят и уходят. – Напевая вполголоса, он провел кончиками пальцев по ее руке. – Нет. Это брачное благословение.
Улыбаясь, она потерлась щекой о его ладонь.
– Для кого? Я знаю?
– Для младшей дочери Яры и Нилрада Гавринсона.
– Вот как… – Она села на камень и, наклонив голову, улыбнулась Вайду из-под густой вуали упавших на лицо волос.
– Когда я шла сюда, снова случилось это.
Он отложил барбат, потрогал лоб Алейтис и произнес участливо:
– Жара нет. Странно… Когда у меня начались видения… Правда, я был моложе… А что ты видела?
– Ну…
Она задумчиво смотрела на бегущую воду.
– …Я смотрела в реку, и тут мне… Я как будто растаяла… и стала чувствовать себя частью всего: деревьев, травы, воды. Потом внезапно все кончилось, сломалось…
– Ты делала упражнения? – Он поймал ее руку и нащупал пульс. – Ты слишком взволнована. Успокойся, Лейта. Можешь?
Алейтис прерывисто втянула воздух, потом медленно выпустила его, сосредоточиваясь на успокаивающих ритмах воды, пока тело не замерло, дыхание не углубилось, не замедлился пульс и она не почувствовала себя спокойной и безмятежной.
– Да, – сказала она. – Каждое утро делала кхакутаха.
– Помогло?
Алейтис пожала плечами.
– Немного, – медленно произнесла она. – Это теперь приходит чаще… и я перестала бояться.
Он осторожно убрал волосы с ее лица.
– Лейта, у тебя дар. И я не обещаю тебе счастья или спокойствия, ты это сама понимаешь. Но твой мир, горизонт его, расширится далеко за пределы обычного. И никогда не бойся использовать свой дар…
Он вдруг нахмурился, глядя на поднимавшийся Хеш.
– Нет, еще не кхаладкар. Разве ты не должна быть сегодня в прачечной? Вчера ты говорила, что…
Алейтис попыталась отвернуться, но Вайд удержал ее.
– Я ушла от них.
– Рассказывай! – мрачно потребовал он.
