Зажав градусник, мужчина откидывается на стуле и прикрывает глаза. А я могу его рассмотреть.
Высокий, крупный, немного за тридцать.
Мужественные черты лица, высокий лоб и мощный подбородок с трехдневной щетиной. Хотя я не удивлюсь, если этой щетине всего несколько часов.
Сейчас его лицо выглядит неестественно бледным, только на щеках все ярче проступает лихорадочный румянец.
Пухлые губы приоткрыты, мужчина тяжело и шумно дышит.
От осмотра меня отвлекает писк электронного термометра. Тяжелые веки дрожат и с трудом открываются. Я тону в темных омутах его глаз, слишком близко, слишком неожиданно. Встряхиваю головой и прошу прибор:
- Давайте.
Он протягивает мне градусник, на короткий миг наши пальцы встречаются, его рука горит огнем.
- Сорок градусов! – от удивления мои глаза расширяются. – Что вас сейчас беспокоит?
- Слабость, голова болит и тяжело дышать, - капельки блестят над его верхней губой. Голос перестает быть воинственным, ему действительно плохо.
- Снимайте рубашку, - требуя я, подхватывая стетоскоп. – Не смотрите на меня так. Вам плохо, а я врач.
Посверлив меня недовольным взглядом, он сдается и неуверенными движениями принимается за пуговицы.
- Сидя, - положив ладони на его горячие плечи, говорю быстро, боюсь, что он будет возражать. Встать со стула я ему не даю. - Я буду слушать вас сидя.
Как только рубашка сползает с его плеч, я прикусываю губу. Слишком мощное, накаченное тело. Неожиданно для самой себя я замираю и любуюсь его рельефной спиной, мышцы приходят в движение, пока он избавляется от рубашки. Восхищение и чисто женский голод прокатываются по мне волной.
Слава богу, мужчина закончил с рубашкой и замер передо мной.
- Дышите глубже, - прошу его. Мужчина делает шумный вдох, а мне совсем не нравится то, что я слышу. Точнее то, чего я не слышу.
- Одевайтесь, - набрасывая стетоскоп себе на шею, я бросаюсь к телефону.
Вызванный мной санитар увозит пациента на рентген и анализы.
Не проходит и пятнадцати минут, как подтверждается мое предположение: двусторонняя пневмония.
- Как я и предполагала, у вас двусторонняя пневмония, - как только Назаров возвращается, сообщаю ему новости. - Предлагаю вам остаться в нашем стационаре. Так мы сможем собрать все необходимые анализы и стабилизировать ваше состояние.
- Нет, - отвечает он.
- Артем… Юрьевич, - не сразу вспоминаю его отчество. – Я вас прошу, прислушайтесь к моим словам. Со здоровьем не шутят.
Не знаю, что он видит такого на моем лице: мольбу или искреннюю тревогу, но неожиданно соглашается.
- Скажите, у вас есть аллергия на лекарственные препараты? – я быстро готовлю документы на госпитализацию.
- На пенициллин, в детстве я чуть не умер после укола.
Киваю, показывая, что поняла, и быстро заношу данные в компьютер.
Неожиданно из размышлений и воспоминаний меня выдергивают чьи-то крепкие руки, опустившиеся на мои плечи. Они грубо, почти до боли впиваются в меня.
Вздрагиваю и стараюсь их сбросить.
- Тише, Светик, ты напряжена. Тебе надо расслабиться, - в хриплом голосе узнаю Виталю, Диминого брата. Он продолжает сжимать мои плечи.
Сердце пропускает удар, а руки холодеют. С первого дня нашего знакомства он проявляет ко мне нездоровый интерес.
Причем никогда не пытался его скрыть даже от брата. За что пару раз получил по морде. Но его это не остановило, нет, только раззадорило.
Теперь он считает меня чем-то вроде приза за свое упрямство.
