Диалоги снаружи и внутри - страница 2

и по кругу почти ходит старая чайная ложка

терпкий чай ароматом снимает усталость в строке

и блаженствует дух в очищающей неге купаясь

и серебряный бог в окольцованной тайно руке

оживает на миг верхних нот осторожно касаясь

Придорожный миндаль

Пока не зацвел – неприметен миндаль. До поры

и мы для кого-то – подобия черной дыры.

Икона над словом. Дотянешься – мир и покой.

И хочется верить. И страшно от мысли такой.

Но, кажется, канет к закату идущий закат.

Живые снежинки – летим сквозь судьбу наугад.

И солнечным светом ажурная пенится шаль.

И сердце поет. И цветет придорожный миндаль.

«я вижу холм, где память обо мне…»

я вижу холм, где память обо мне

еще не оцифрована в огне

коллекционном

где упав на спину

катает глину личный скарабей

Miles Davis нам играет на трубе

воздушную сшивая паутину

и памятью расплавленный закат

стекает на бумажный циферблат

на свежий холм

и дальше на равнину

куда еще не долетел песок

и жжет трава, сканируя висок

и солнца луч срезает пуповину

Мою колыбель раскачивал ветер

Инесса Ганкина. Беларусь, г. Минск

Ганкина Инесса Ароновна – родилась и всю жизнь прожила в Минске, окончила физико-математический класс, технологический институт по специальности автоматизация, успешно работала системным программистом всю эпоху застоя. Первые тексты появились еще в школе, но прекрасно осознавала внутреннее несовпадение себя с коммунистической идеологией, поэтому писала «в стол».

С начала перестройки «вышла из подполья», подборки выходят в периодических изданиях Республики Беларусь и США. Автор двух поэтических сборников, член Союза белорусских писателей.

В 90-е годы получила образование психолога и культуролога, с удовольствием работаю в гимназии, преподаю гуманитарные предметы.

Очень важная часть моей жизни – путешествия, музеи, театры и другие яркие впечатления. Часто тексты появляются как эмоциональный отклик на встречу с «другими»: страной, человеком, историей, артефактом культуры.

«Винный запах падающих яблок…»

Винный запах падающих яблок,

холм в овраг ныряет торопливо,

хоть спешить нам вовсе не престало,

лопается кожица у сливы.

Как душа таинственна у плода —

косточка или податливая мякоть,

говорят, ленивая свобода

бесконечна, а плакучей ивы

ветви гладят душу или тело,

все равно – смеяться или плакать.

И полны последнего предела

крест и полумесяц, торопливо

убегает пыльная дорога.

Милость выколачивать у Бога —

ах, убогость мелочной науки —

заслужить прощенье у разлуки.

Косточка царапается, в душу

шрамом, зарастающим наружу.

«Не нарушу, не обезоружу», —

бормочу, а голос тише, тише,

а душа, как косточка у вишни,

измельчала, слишком измельчала.

Хорошо, начнем игру сначала.

Винный запах падающих яблок…

«Маленький джем, за столиками…»

Маленький джем, за столиками

почти пристойно.

Капли пота на лысине,

маэстро, брависсимо!

Девочка теребит волосы,

кто-то мурлычет вполголоса.

Музыкант образует знак вопроса,

вместе с саксофоном

уплывает лет восемьдесят,

в Минске нью-йоркская осень.

Как уплотнился мир

до пятачка, на котором

столпились Петербург и Париж.

Осторожно, сгоришь!

Между зрителем и актером

расстояние сигаретного дыма.

Не пролетайте мимо

музыки, затертой до дыр,

полной столетней печали,

не пожимайте плечами.

А впрочем, спокойной ночи,

пустеют столики.

И последняя нота

провожает до поворота,

а потом сворачивается у входа

бездомной собакой. «Ты чья?» —

спрашивает прохожий участливо.

Музыкант спит в отеле,

Назад Вперед

Диалоги снаружи и внутри - страница 2

Похожие книги