Диалоги снаружи и внутри - страница 5



История – это гвоздь, на который
я вешаю свою шляпу.
А. Дюма
Челюсть вывихнута
от удара времени,
кладбище беременно
вечностью, камни
теряют буквы, форма
становится корнем зуба,
больного беспамятством. Боже,
трава помнит больше,
чем люди. Гвоздь заржавел,
а шляпа все падает
в яму. «Ребе,
как там на небе?»
Камни врастают
в землю как дерево.
Здесь не читают
справа налево.
Горше полыни
молоко памяти.
«Козленок, где твоя мать?»

«Возьмем лепешку, создадим объем…»

Возьмем лепешку, создадим объем.
Чуть кособоко и порой нелепо.
У ангела есть небо,
а у неба дыханье жизни.
Человек теплом согреет плоть
животворимой глины.
Кудрявая головка херувима
цветку подобна, и вдыхает Лина
кармическую заповедь любви
в беспечные смешные колокольцы,
а мир, наполненный зенитным солнцем,
уснул в тени. Собаки спят и дети,
течет неторопливая беседа.
И времени бегущая струя
зависла и сгустилась до мгновенья,
звено в цепи – от выдоха до вдоха,
отброшены сомнения,
жизнь – объем и форма,
та, что сами придаем.

Август

1
Если вас не зашибет падающей звездою,
то пряность травы откроет значенье простых вещей:
колючек каштана шоколадную сущность,
серебряный дождь плакучей ивы.
Одиночество имеет свою цену —
шепота ночной бабочки с закрытым бутоном.
Деревянная скамейка одарит теплом и
замерзшая в дневной суете слеза найдет свой путь,
как звезда на августовском небосводе.
2
Прощание с летом полно печали,
август оставляет в траве желтые кляксы,
собака ковыляет всеми четырьмя,
зеленый чай не утоляет жажды.
Возьми меня вдаль,
но ты лишь киваешь.
Паутина застряла в наших волосах
предчувствием снежной зимы.

«Карусель, растянутая по вертикали…»

Карусель, растянутая по вертикали.
Мы висим напротив друг друга.
В этом мире радость равна печали.
Все укроет летняя вьюга.
Четверть часа движения против правил,
ткется время огненной спицей.
Дребедень проблем как пыльцу сдувает,
если сверху окинуть лица.
Закружит нас в пространстве временном
прекрасно-страстное колесо обозрения.

«Мерцание струек, зеленая кожа металла…»

Мерцание струек, зеленая кожа металла,
купаться в фонтанах у статуй привычка такая
старинная, что не упомнишь начала.
Ленивые стрелки торопятся или отстали —
неведомо, день затухает и бредит устало,
бродя по аллеям старинным, влюбленная пара.
Ей чудится вечной минутная дрожь, не пристало
возвышенный бред ироничным разрушить кинжалом.
Воскресное время мурлычет котом на диване,
уходит столетье, а новое тихо предстанет
блестящей на солнце листвою и прелестью ранней,
влюбленною парой наивной, луною в стакане —
кусочком лимона и смехом полночным счастливым,
и с привкусом счастья улыбкою плачущей ивы.
Мерцание струек уносит мгновенья и годы,
зеленая статуя стала подобьем природы
и корни пустила, под снегом дрожит как живая,
потеет на солнце, сосульками плачет весною,
зеленая статуя в парке над серой рекою.
Безмолвная статуя – мы породнились с тобою,
вросли в берега, где рябины краснеют печально,
предчувствием осени полны, и только отчаянно
безумные чайки кричат над пустою водою,
да стаи ворон на закате, грядущей бедою
полны, но мерцание струек,
но шелест листвы и луна… В мотыльке поцелуя
мерещится вечность, и в струях безумных фонтана
купается статуя, жизнь согревая дыханьем.

Рыцарь письменного стола

Рита Мурашова. г. Краснозаводск, Московская обл

Рыцарь письменного стола

Он любил покрасоваться, малость побахвалиться: характер-то рыцарский, а рыцарство это всегда некоторая похвальба.

Юрий Трифонов