Дичь и блажь - страница 12
– Нет! Подождите! – вдруг начал умолять я сдавленным голосом. Я хотел встать, но, скорчившись, упал. Звуки сливались с моим стоном. Кости зазвенели. Меня размусоливало по мокрому асфальту. Ведьма летала надо мной, раскачиваясь из стороны в сторону и поливая мое тело своей страшной музыкой. Смычок шлифовал нервы. Кровь пузырилась, продавливая клапаны в сердце. В глаза били белые пятна и ослепительные зарницы.
– Чего вы хотите?
– Чего вы хотите? – переспрашивала она.
– Я хочу тишины! Прекратите! Тишины!
Скрипка не останавливаясь ныла и грозилась выкрасть меня из тела. Звук заглушал все идеи. Чувство, что мир уходит из-под ног, мне было уже знакомо. Меня часто поглощало какое-то бесформенное болото в снах и бэд-трипах. Любой человек, подвергавший свое сознание жесткой химической модификации, видел финал с полным отрывом башки, представлял, как подоспевшие санитары привязывают дрожащее тело к носилкам… В таком сумасшествии действительно есть что-то очень страшное даже для наблюдателей.
Однажды мне довелось стать свидетелем, как один солевой несся по улице с перекошенным лицом, издавая загробный крик. Это было в шесть утра на Китай-городе. Метров через пятнадцать он выбежал на дорогу и прыгнул под машину. Спасла реакция водителя, который дал по тормозам. Сломанное плечо довольно быстро привело в разум бедолагу. Кто-то начинает есть землю или биться головой об стену, только бы почувствовать свое тело.
Моя реальность тоже разбилась каленым стеклом. В одну секунду все потеряло свою значимость. Не знаю, сколько времени меня корчило. Сквозь стон я чувствовал рядом что-то физически твердое, похожее на кусок огромной скалы. Звуковые волны доходили до этой глыбы и отражались в моем поломанном разуме. Мне хотелось вгрызться в него зубами, прилепиться к нему, стачивая ногти, но моего тела просто не было.
Звуки постепенно стихали. Я медленно выбирался из шалфейного мира и поднимал пудовые веки. И вот меня ощупывают люди. Не то трогают мой пульс, не то шарят по моим карманам. Как нежны и приятны ваши прикосновения! Здравствуй, телесность! Уязвимая, зато физически выраженная и моя собственная. Здравствуй, реальность! Больная и бесподобная. Я не знаю, на что можно обменять вас!
Воздух стал прозрачнее. Я пил его жадными глотками. Ломота в костях возвращала ощущение тела, и становилось спокойнее. Кружилась голова. Подступало понимание, что мне теперь глубоко пофиг на этот светофор. Мне плевать на все вокруг, но вместе со всем этим наплевательством хочется как-то особенно жить и набирать в грудь вкусный воздух.
Скрипачка исчезла. Дул ветер. Кошелек пропал вместе с айфоном, но это не вызвало беспокойства. Я прильнул лицом к скамейке, и приятный холод через щеку проник во вскипевшую голову. Под таким прямым углом я наблюдал, как голуби доедали последние крошки хлеба.
Похоже, это нормально для этого района. Знаю, что там, в метрах трехстах пятидесяти, завтра будут снимать очередное ток-шоу. Кто-то будет надрываться и рубить правду, нашинковывать ее капустой в эмалированный таз, а у меня течет слюна. Смотрите, у меня течет слюна! Но я в своем сознании, в своем собственном слабеньком сознании. Ни к кому я не лезу и никому ничего не доказываю.
Ресторан «Меланхолия»
Сестра напоминала мне школьную подругу. С ней мы нон-стопом ржали над всем происходящим. Учителя рассаживали нас по разным углам, иногда выставляли за дверь успокоиться. В коридоре мы пытались высекать серьезные лица, отчего становилось еще смешнее. В нашей близости было что-то от телепатической связи. Никто вокруг не понимал, над чем мы смеемся, а нам было достаточно одного слова или взгляда, чтобы начать в слезах биться головой об парты и хвататься от боли за животы. Невидимый фильмоскоп проецировал в воздух анимацию. Вместе мы видели целые сцены и управляли сюжетом.