Мачеха зашла в кладовую, и Барсиф на цыпочках прошёл мимо кухни. Утренние разговоры с ней никогда не поднимали ему настроение, а сегодня и так будет из-за чего ходить хмурым. Она, конечно, догадается, что он в очередной раз улизнул от неё и захочет устроить неприятную беседу уже вечером. Но парень и его постарается избежать.
Ранним утром на Пыльной улице никого ещё не было. Никто никуда не спешил. Барсиф глубоко вздохнул и направился к казармам его хакана. Парень старался оттянуть момент первой за день встречи с человеком и поэтому брёл по маленьким улочкам и переулкам, прислушиваясь к пробуждающемуся городу. Когда он пришёл, то никого на месте не было. Не думая о том, как это будет выглядеть со стороны, шавка сел под дерево. Прислонился к стволу спиной, прикрыл глаза, позволяя себе на мгновение укутаться в зыбкий полусон.
Барсиф медленно сдавался. Веки становились всё тяжелее, а рубаха – теплее. Шелест листьев, какое-то стрекотание и звук собственного мерного дыхания начинали казаться убаюкивающей песней. Он убеждал себя, что в любой момент сможет открыть глаза, но провалился в дрёму.
На соседней улице завыла собака. На мгновение Барсифу показалось, что в её голосе был какой-то печальный и злобный тон. Но не успел он сам себя убедить в обратном, как где-то далеко забили в колокол. Его голос требовал от Сынки вспоминать, когда в последний раз он слышал подобный звук.
Барсиф был бы рад отказаться, но забыл, что спит.
***
Осада началась ночью. Когда Барсиф проснулся от жуткого колокольного звона, то вначале не поверил своим ушам. Он быстро, как учили, оделся, схватил сабли и побежал к казарме. На улицах творилась невесть что, но ему не было дела до маленьких трагедий.
От казармы старый десятник повёл шавок не к стене, а к центральным улицам. Там здания жались друг к другу каменными боками, чуть нависая над мощёной дорогой плотным рядом, а между ними иногда встречались тёмные переулки, где хозяева ставили пристройки и оставляли то, что было не так ценно, чтобы тащить в дом. Сынка, слишком поражённый происходящим, на бегу спросил у одного из тех, с кем ему довелось познакомиться несколько дней назад:
– Почему не к стенам?
– Ворота, – ответил ему Кривой и сплюнул. – Пробили.
Барсиф едва не свалился на месте. Он всегда считал: если Сен-Сфета попадет в осаду, то всё произойдёт иначе. Будут стены и защита, толпа лучников, а враг окажется неспособен заполучить победу. Но сейчас наёмники уже были в городе. И нет ничего между Барсифом и ими кроме домов с безоружными горожанами и его собственной сабли.
Сынка не боялся. Но нечто жуткое нависало над ним, когда он на мгновение закрывал глаза. Это чувство настигало шавку и топило в себе. Парень понял, что приближается к банальной истерике, за которую презирал мачеху. На счастье, рядом был Кривой, подающий пример хладнокровия.
Десяток встал в одном из переулков. Они зашли за угол дома и старались спрятаться за выступами, в нишах, за ящиками, за топняками и хлипкими пристройками. Командир чего-то ждал, напряженно вглядываясь в пустоту улицы.
Бои проводили просто. Сидели в темноте и атаковали со всех сторон маленькие отряды. Оказалось, в десятке только половина знала, что делать, когда сабля оказывалась у шеи врага. Барсиф оказался в числе тех, кто смог выйти из нескольких схваток победителем, но впервые видел кровь на своём оружии. Он старался об этом не думать и полностью поддаться чувству, что вкладывало силу в его руку и злобу в сердце. Разум Барсифа словно в разы уменьшился и в него не попадали никакие иные мысли кроме как о настоящем.
