Дикая Донна - страница 23

Но теперь и не надо.

Ты надрывно смеешься, словно пытаясь показать всё моё сумасшествие действом. Ты всегда так делаешь, когда тебе что-то не нравится, выкуривая по три сразу, смотря в упор, взглядом не задерживаясь, но проникая сквозь, будто в попытках отыскать глазами сустав, который сломаешь первым. И тебе не нужно касаться, потому что твоё молчание побуждает желание забиться в угол, прятаться за стенами, столами, улыбками, случайными прохожими. Я больше не такая, какой была раньше, поглощая чайными ложками лицемерие и ложь, которые взрастили во мне целый сад отчуждения, ненависти, злобы. Я не ищу взглядами в толпе, мне плевать, сколько ложек кофе ты кинул в чашку, я не стану рассказывать тебе о переизбытке кофеина, Эйнштейне, силе притяжения, – эти теории обошли тебя стороной, даже не соприкоснувшись рукавами пальто. Не нужно рассказывать мне о вечности, верности, – ты с ними на «Вы» и знакомы вы были едва ли, я же пила на брудершафт и провела с десяток бессонных ночей в их объятиях. Я больше не вспоминаю тебя, а если и ловлю на мысли, то с иронией, будто теперь мне многое дозволено. Я бесконечно твердила «l’amore uccide lentamente», пока ты насыщал легкие сигаретным дымом, усмехаясь несколько остервенело и надломлено, пальцами ища мою ладонь, – никогда не находил, привычно склонял голову, мол, значит так надо. Последний променад, мы по разные стороны баррикад и тяжелое «grazie di tutto» калечит.

Моя душа расцветала, подобно тому, как сакура расцветает каждый год; струилась нежным цветом до того момента, пока я не встретила вас. Готовая вывернуть душу наизнанку, я ломала пальцами хрупкие ветви, и тот мелодичный треск был подобно грешной мелодии из самой преисподней. Цветы осыпались, блекли в ваших жестких руках. Я не хотела вас не ненавидеть за то, что я больше ничего не могла контролировать. Я купалась в ваших словах. Столько [жестких, пугающих] слов, вылетающих изо рта, подобно плевкам, заставляющим дрожать. Знаете, я всё время дрожу, даже в те нелегкие моменты молчания вы давите на меня. Вы ничтожество в облике совершенства, которое изуродовало меня. Потому что вы пустой, холодный, вы из тех, кого за спиной именуют великой бедой. Вся ваша сущность вопит о грехе – черном, неистовом, почти осязаемом грехе.

Это просто секс.

Ты сжимаешь волосы и кусаешь мое ухо, поддевая зубами серебряную штангу. Они стучат об нее, создавая неприятный звук, и я стараюсь утопить его в стоне, пока ты терзаешь руками мое тело, будто ненавидишь меня, мешая это удручающее чувство с тоннами отвращения. Руки горячие, прикосновения холодные, безучастные, словно тоска по прежним нам затмевает возбуждение. Глухая тоска, пульсирующая в груди там, где должно быть сердце. Волосы в твоих пальцах собраны в хвост, ты подтягиваешь меня ближе. Я ощущаю твое дыхание и впервые мое сердце в твоих руках кажется тебе чем-то инородным и мешающим. Тебе очень хочется от него избавиться, пока я дышу под тобой чаще. Это ее оргазм, не его приближение. Это не вершина наслаждения, на которую меня, как безумную, подкидывала твоя любовь. И это больше не занятие любовью, которой мы занимались всегда, растворяясь друг в друге. Я не уверена сейчас, любишь ли ты меня вовсе – что-то по-прежнему теплится в груди, будто маленький уголек догорает, оставляя ожоги первой степени, которые легко залечить аптечным пантенолом за сто двадцать рублей. Будто он старается из последних сил, но ты гасишь его своими ладонями, словно защищая от ветра.