Дикая Донна - страница 9

– Я не видел таких красивых женщин, как ты.

Его композиция «Ya’aburnee» была завершена и оценена критиками. Он должен был сыграть её в первый декабря в Teatro Filarmonico, что в Вероне. Они сидели в полутьме его гостиной, ощущая, как атмосфера последнего вечера вспарывает кожу тупым скальпелем: только огонь его зажигалки был единственным светом, кажущимся сейчас проводником, указывающим путь, подобно Верлигию.

– К сожалению, музы, подобно бабочкам, живут недолго. У всего красивого маленький срок годности.

– Нам ведь было хорошо все это время.

– Да, это стоило того, чтобы ты, наконец, осуществил свою мечту.

– Почему ты не можешь остаться? Ведь муза – это даже не работа. Ты всегда можешь стать кем-то другим.

С губ её сорвался неконтролируемый смешок, вынуждая на мгновение закусить губу, покрытую помадой цвета пепельной розы.

– Кем же я могу стать?

– Моей женой, например. Мы можем уехать куда-то. Давай покинем Италию. Я покажу тебе весь мир. И брошу его к твоим ногам.

– Прекрати. Муза – не профессия, а предназначение. У нас был уговор. Не существует вечности, глупенький. У красивых историй всегда печальный конец. Кто-то постоянно умирает, либо же сам пускает себе пулю в висок.

– Тогда, если так, приходи хотя бы на мой дебют. Первого декабря. В Вероне, – и протянул ей пригласительное. Глянцевое, больше похожее на билет в один конец, который она осторожно взяла пальцами и сжала в кулаке, ощущая, как сердце начинает как-то странно и противно биться в груди. Не так, как раньше. Это хуже любой тахикардии.

Она на прощание коснулась его губ своими, а затем очертила пальцами линию его ожесточенного лица. Всё еще мечтательный мальчик, в котором не до конца раскрылся мужчина, но это было впереди. Такие, как он, она знала точно, никогда не сдаются. Даже если крыша Teatro Filarmonico будет падать на голову, он завершит свою композицию. Кай тоже когда-то был таким же, поэтому осколок в сердце был ему к лицу, как непостижимая никому стигма, клеймящая душу. Личный автограф той, кому он по праву никогда не мог достаться. Руки его попытались удержать её, чтобы продлить прощание, но она на мгновение перехватила его запястья, проникая пальцами под крупную вязку его темного свитера, давая понять, что больше оставаться ей незачем. Быть может, сердце в груди кричала о другом, требуя иного сценария, но она заведомо знала, что у всех историй, которые вынуждают её сердце дрожать в груди, пробуждая сотни недобитых бабочек, всегда плохой конец.

– Как переводится название твоей композиции?

– С арабского дословно можно перевести как «похорони меня». Но смыл немного другой: нежелание жить без любимого человека.

Приглашение по-прежнему жгло ладонь, когда она шла по ночному городу. Во рту всё еще был привкус его скуренной сигареты и выпитого вина, ночной воздух становился тяжелыми и странным вкусом поселялся на кончике языка. Разжав пальцы, она позволила ветру подхватить единственную причину увидеться с ним, то самое приглашение, которое готово было стать крахом всего, что у нее было. Где-то скулили сонные собаки, подростки, собравшиеся вместе, слушали странную музыку, подпевая, и она не знала, что старик, вышедший на прогулку со своей странной тростью, страдающий от бессонницы, нашел его и бережно забрал себе, чтобы первым декабрьским днем стать свидетелем величайшего триумфа одного мужчины, который навсегда поселился в её сердце.