Дикая Донна - страница 11

Сейчас его слова по-прежнему звучат в её голове, напоминая мелодию, воспроизводимую виниловой пластинкой, что бережно лежала на полке долгое время.

– Вы необыкновенная женщина. Вам говорили об этом?

Кормить голубей свежим хлебом, никогда не приносить еще горячий багет домой, съедая его по дороге, спускаться утром в одном его пиджаке за кофе, нестись по мокрому от ливня скверу босиком, ловя его влажную ладонь и не позволяя дождевой воде разомкнуть руки. Собирать пустые пачки из-под сигарет, забывая избавляться от них, а после возводить высокие стены, что рушатся от легкого дыхания. Ловить губами его улыбку, не удерживая беззаботного смеха, ощущая спокойствие рядом с ним и мягко сжимая пальцами его колено, когда очередной раскат грома звучит за окном.

– А что будет дальше?

– Старость в уютном домике на берегу озера.

Как кропотливо и отчаянно нужно перебрать невразумительное множество людей, побывать в сотнях судеб, чтобы в конечном счете отыскать того самого. Вспышки, эмоции, сокрушающая нежность. Касаясь пальцами его кожи через ткань рубашек, проникая под пиджак, усиливая прочность объятий с каждой секундой, обретая какую-то непостижимую свободу и вместе с тем по атомам собирая человека, которого однажды упорно выжгла из себя. Это была химия, не имеющая объяснения, единственная магия, существующая в столь первобытном мире, которая не поддавалась ни простым объяснениям, ни заумным теориям.

– Почему тогда мы не подумали о другом?

– О чем мы могли не подумать?

Остаток вечера они провели на балконе, где часто ужинали раньше, наблюдая, как закат тонет в бокалах с Domaine De La Romanee-Conti.

– Почему мы не допустили вероятность, что ты мне будешь нужен, а я тебе, например, нет? Тогда мы не сможем существовать вместе, не разрушаясь. Это обоюдная высокоскоростная магистраль с односторонним движением.

– Я по-прежнему здесь, – для достоверности он коснулся сначала гладкой поверхности стола, а после – её руки, мягко беря в плен своих пальцев, позволяя забытым прикосновениям вновь оживиться в памяти.

– Именно поэтому я дышу полной грудью, да?

– Ты дышишь полной грудью, потому что погода в Париже сегодня необычайно хороша.

– Прекрати, ты знаешь, что говорила я о другом.

и если однажды, отдаваясь во власть левому берегу сены,

ты захочешь позволить мне прочувствовать необычайность пришедшего в город любви лета, просто закрой глаза,

и я никуда не уйду.

На твоём столе всегда покоилась фотокарточка, на которой мои руки крепко обнимали тебя, – вечные объятия, которым не было суждено разомкнуться, если только не разорвать фото на две неровные части, но мы по-прежнему останемся слитыми воедино, проникающие в друг друга.

Отчётливо помню тот вечер в библиотеке, когда лучи июльского заходящего солнца касались гладкой поверхности стола, одного из тех, которые педантичной линией были расставлены вдоль удобных кресел, образуя вычурный ряд. Тогда было тепло и пусто, потому что только безумец предпочтёт в такой вечер хоронить себя в стенах библиотеки, среди книжной пыли и запаха старых, пожелтевших от времени страниц. Но мы были такими. Два безумца, слишком далекие от привычных норм и устоев, связанные своими извращенными предпочтениями, непонятными другим, и безумной любовью.

Я была пролитым на пятьсот пятьдесят девять страниц слез романом, изломанными и недописанными строками, утратившими суть, недорисованными портретами, которые ты бесконечно бросал, чтобы вернуться снова. Ты же для меня – самые тёплые сказки, «жили они долго и счастливо», о существовании котором я думать не желала. Я называла тебя Маленьким принцем и прекрасным Каем, шептала это, слизывая кровь с твоих искусанных в поцелуях губ, ощущая её чистоту и выраженный аристократизм. Ты был таким – для многих надменный и слишком резкий, грубый и шумный, признающий только своё мнение и свои взгляды, не терпящий возражений. Я же увидела в тебе то, что было от других глаз спрятано за семью печатями. Ты умел быть со мной маленьким мальчиком, нуждающимся в моих руках, всегда собранный, мудрый, знающий все наперёд, сдерживающий мои приступы глупости, ревности, до мозга кости женской импульсивности. Из нас двоих я была ураганом, способным разрушить все на своём пути. Ты же это отстраивал, складывал по кирпичикам, учил меня заново любить и доверять.