– Волосы твои – золотые колосья пшеницы… – вкрадчиво сообщил я, осторожно привлекая девушку к себе и невесомо целуя ее макушку. Плечи ее слегка напряглись, но сопротивления не последовало – она как будто затаилась, выжидая, что же будет дальше. – Руки твои – виноградная лоза. – Аккуратно распрямив руку Саглары, тронул губами нежную ямочку локтевого сгиба, отчетливо источавшую французский аромат. Все правильно, они всегда тут мажут. – Ушки твои – хрустальный сосуд для прелестных слов… – Я ухватил губами мочку ее левого уха, слегка прикусил ее и, крепче прижав к себе даму, неуловимым движением расстегнул верхнюю пуговку ее блузки.
– Ах! – выдохнула Саглара, невольно вздрагивая и передергивая плечами. – Щекотно…
– Шея твоя прекрасна, как у лебедушки. – Я расстегнул вторую пуговку и поочередно поцеловал ямочки над ключицами. Дева робко взяла мою голову в ладони и в нерешительности застыла. – Грудь твоя – пышный бутон белой розы… – Расстегнув последнюю пуговку, я сноровисто запустил ручонку под лифчик, высвободил небольшую упругую грудь и, ухватив губами сосок, прошелся по нему кончиком своего языка.
– Ой-й-й! – тихонько вскрикнула Саглара, сцепив ладошки на моем затылке. – Щекотно!
Сосок пребывал в тонусе – вел себя не хуже, чем часовой на первом посту, у боевого знамени части.
«Контроль, – подсказало мое либидо. – Одновременный массаж двух превалирующих эрогенных зон».
– Бедра твои – волшебные сосуды райского наслажденья… – Высвободив второй сосок, я запустил шаловливые ручонки деве под юбку и принялся вовсю наминать аккуратную попку, одновременно производя губами манипуляции с ее твердыми сосками – не хуже сразу двух беби-сосунков, которых вдруг обуял лютый голод.
– Ох-х-хх!!! – задохнулась дева, как будто ненароком опуская руку и прикасаясь к моему гульфику. – О-о-о!
«Оп-па!!! – заорало мое либидо. – Пора приступать к сельхозработам! То есть – засаживать корень в лунку и бросать семя в благодатную почву».
– Пора, – согласился я, легко подхватывая деву на руки и с бульдозерной мощью проламываясь сквозь декоративный кустарник к скудно освещенному луной подобию лужайки вокруг монументального тополя.
– Не торопись, – прошептала Саглара, обвивая руками мою шею. – У нас вся ночь впереди…
– Ага, – хрипло пробормотал я, опуская деву у тополя, лихорадочно расстегивая свои брюки и приспуская трусы. – Я не подведу – ты не волнуйся. Будет тебе ночь…
– Ты торопишься! – заволновалась Саглара, когда я подхватил ее под коленки и, высоко вскинув, припечатал спиной к тополиному стволу. – Ай!
– Р-р-р! – сказал я, ощущая, как мой твердокаменный фрагмент организма, метко угодив куда следует, застрял в преддверии райских врат, натянув прочную ткань шелковых трусиков. – Р-р! Р-р!
– Ты все испортишь! – огорченно прошептала Саглара. – Отпусти!
– Ур-р! – не согласился я, методом тыка пытаясь нащупать обходные пути. Вот незадача-то! Дело в том, что моя постоянная подружка, желая побаловать меня эротикой, облачается в такие трусики, которые совершенно не мешают процессу: чуть сдвинул в сторонку – и привет. Вот я и попался – привык, что поделать! – Щас, щас, – жарко пробормотал я, ставя свою драгоценную ношу на землю и богатырским движением разрывая ее трусики на две части. Это мой коронный номер – люблю, знаете ли, пару-тройку трусьев рвануть на досуге. Бодрит, знаете ли…
– Ай! – вскрикнула от неожиданности Саглара. – Ты что – совсем?!
