Он повернулся, взял ведро и толкнул рукой дверь.
– Ты куда? – испуганно спросила Зинка.
– За водой. Надо хоть чаю попить. А ты вот что, – он отстегнул с пояса рябчиков, протянул ей, – тереби пока их. Есть-то все равно что-нибудь надо.
На улице стало совсем холодно. В затянувших небо тяжелых тучах кое-где образовались дырки, сквозь которые проглядывали кусочки черного неба и льдистые звезды. Димка спустился к ручью, но добраться до воды оказалось нелегким делом. Ручей плотно сковало льдом. Он попытался разбить его ногой, но лед не поддавался. Димка стал шарить глазами по берегу. Увидев здоровенный сук, он разбил им лед, кое-как зачерпнул воды. Когда он вернулся в избушку, Зина, сидя около печки, теребила уже второго рябчика. Димка ополоснул чайник, налил в него воды, поставил на печку. Рябчиков сварили в ведре. В избушке нашлись и соль, и чага для заварки чая. Охотник, которому она принадлежала, оказался запасливым человеком.
Отогревшись, Зина повеселела. Отщипывая от рябчика маленькие кусочки белого, похожего на куриное, мяса, она посмотрела на печку, источавшую расслабляющее тепло, на желтый, дрожащий огонек керосиновой лампы и сказала:
– Здесь все, как в сказке.
– Не хватает только Бабы-яги, – заметил Димка.
– А я? – Она посмотрела на него ироничным, задиристым взглядом.
– Ну нет, – тут же ответил Димка, с возмущением отметая даже гипотетическую возможность подобного сходства. – Ты больше похожа на Василису Прекрасную.
Зинке польстило сравнение, и она рассмеялась. Ей было хорошо оттого, что она оказалась в тепле, утолила голод и теперь имела возможность отдохнуть от изнурительной и, в общем-то, глупой затеи поохотиться в тайге на рябчиков. Она отодвинулась от стола, сняла валенки и, забравшись с ногами на нары, навалилась спиной на стену.
– Так бы и уснула сейчас, – сказала она, закинув руки за голову и глядя на тусклый огонек чадящей лампы.
– Ну, так ложись, – ответил Димка. – Стели полушубок и спи.
Зинка посмотрела на полушубок, двумя пальцами отвернула одну его полу и, скривив губы, сказала:
– Он грязный. В нем ведь могут быть и блохи, и другие насекомые.
– Какие насекомые? – удивился Димка. – Если и была какая-нибудь блоха, она уже давно сдохла с голоду. Ты что, не видишь, что в этой избушке никто не был с прошлой зимы?
Он снял со стены полушубок, хлопнув дверью, вышел наружу и несколько раз встряхнул его с такой силой, что старая одежонка треснула от надсады. Вернулся в избушку, плотно прикрыв за собой дверь, постелил полушубок на нары и сказал:
– Ложись.
– А ты на чем будешь спать? – спросила Зинка.
– Обо мне не беспокойся. Я сейчас подброшу в печку дров и тоже лягу.
– Только не туши свет, пожалуйста, – сказала она.
– Ну, вот еще, – Димка дернул плечами. – Сожжем керосин за одну ночь, а потом хозяин избушки будет сидеть в темноте? Хороший подарок за щедрое гостеприимство.
– Тогда я не буду спать, – твердо сказала Зинка. – Я боюсь здесь спать в темноте.
– Я лягу с тобой. – Димка повернулся к ней, чтобы посмотреть, как она отреагирует на его слова. – И ружье заряженное поставлю к стене около нар.
– Разве только ружье… – неопределенно сказала Зинка.
Димка подбросил в печку дров, погасил лампу и лег на нары. Зинка, не дыша, отодвинулась к стене, и Шабанову показалось, что если бы она могла вжаться в нее, сделала бы это не задумываясь.
– Ты чего так далеко убежала? – спросил он. – Надо наоборот ложиться ближе друг к другу. К утру избушка выстынет, дубу дадим.
