Внезапно Корд, скрытая ночной теменью, подхватила песню.
Не страшись ни молний ты,
Ни раскатов громовых…
Она на секунду остановилась, чтобы прочистить горло. Ее рука обхватила руки Бена и сжала их.
Ни уколов клеветы.
Радость, скорбь-не стало их.
Кто любовь таил в сердцах,
Все, как ты, уйдут во прах.
Она пропела еще два куплета, продолжая сжимать его руки. К последнему куплету ее голос устал, и он получился громче остальных. Белинда Бошан подобрала несложный мотив на гитаре. Когда песня кончилась, наступила тишина, и Бен сжал руки сестры еще крепче.
– Я знаю, ты много чего боишься, – сказала ему Корди так тихо, что даже полусонная Мадс не услышала бы. – Я очень хочу, чтобы ты не боялся, Бен. Я всегда буду присматривать за тобой. Обещаю. Мы же Дикие Цветы.
Он ничего не ответил – его душили слезы.
– Слышишь меня? – так же тихо спросила она. – Я обещаю. Я всегда буду за тобой присматривать. Мы всегда будем вместе.
Он кивнул, все еще неспособный говорить, и снова сжал ее теплую маленькую руку.
Белинда отложила гитару.
– Корд, – спросила она странным голосом. – Кто научил тебя этой песне?
– Мама, – рассеянно ответила Корд, все еще глядя на брата. – Ей нужно было выучить это в театре Сентрал.
– Я в том смысле… – Белинда моргнула. Она повернулась к маме, улыбавшейся Корд. – Кто-то учил ее петь так?
Мама выглядела сконфуженной.
– Нет. Но у нее и правда милый голосок, верно, Корд? Всегда был.
– Да, – тихо сказала Белинда Бошан. – Да, действительно. Мне только интересно…
Оливия легонько захлопала в ладоши.
– Присоединяюсь! – сказала она. – Это было изумительно, Корди. Лови воображаемые букеты, примадонна!
Бен знал, что Корд не понравятся ни аплодисменты, ни лесть; она пела не ради показухи или одобрения, а потому, что пение было частью ее самой столько, сколько он ее помнил. Его первое воспоминание о сестре – Корд в вишнево-красном вязаном кардигане с прикрепленной к нему розой что-то мурлычет себе под нос, лежа в своей детской кроватке и задрав ноги высоко в воздух.
Белинда встала, запнувшись о расшатанную доску в полу. В дверном проеме она остановилась.
– Ты родилась для пения, Корд, – сказала она. – Это твой дар. Ты должна его использовать.
И она спустилась вниз, оставив остальных переглядываться друг с другом. Корд молчала и лишь смотрела туда, где стояла Белинда Бошан. Мадс захихикала.
– Она всегда такая драматичная.
– Белинда? Она веселая и иногда переигрывает. Но мне она нравится, – сказала мама, отпивая из стакана. – Профессиональное пение было ее главной мечтой, знаешь ли. Но у нее появилось новообразование на голосовых связках, и в прошлом году его удалили. С тех пор она не может петь, – глядя на Корд, она добавила: – Это дар, дорогая, она права.
– Она не смешная, – резко сказал Бен.
Он увидел, как его мать повернулась к нему, и тут же покраснел.
– Дорогой, я над ней и не смеялась.
– Она не переигрывает, она просто честная, но тебе не понять… – Он умолк, лицо его горело. Настала тишина. Он не мог сказать то, что хотел сказать маме последние несколько лет. Но все изменилось в эту неделю, когда он встретил Белинду. Несмотря на разницу в семь лет, он собирался сказать ей, что любит ее и что возраст не имеет значения. Папа намного старше мамы, хотя пример из них получился так себе. Бен поклялся, что найдет способ разбогатеть, чтобы Белинде не пришлось больше преподавать, и что найдет кого-нибудь, кто исправит ее голос, и станет присматривать за нею во всем остальном… Ее мягкий голос, ее ласковый характер, ее груди, колышущиеся под блузкой… Она была естественной и живой.
