Читать онлайн Миранда Эдвардс - Дикие птицы

Сигарета тлеет между моих пальцев. Маленький огонек – единственный источник освещения в переулке. Курение плохо влияет на голосовые связки и вызывает рак. Бабушка бы высказалась покрепче. Она бы назвала меня «chica tonta» и отхлестала бы полотенцем по голове. Бабушка кричала бы на меня, сколько могла, а потом закашлялась бы и легла в постель. Хорошо, что сейчас она дома и не видит, как я укорачиваю себе жизнь.

Стряхиваю пепел и тяжело вздыхаю. Бабушке не понять, что курение было единственным способом находить мне друзей или хотя бы знакомых на работе. Когда тебя считают маленькой, с тобой вряд ли будут общаться, помогать на сменах или подсказывать, где можно выручить хорошие деньги за пару часов. Иногда не самыми законными методами.

Кидаю окурок на землю, давлю его ногой и отталкиваюсь от стены. Чувствую, как по спине стекают ручьи пота. Кожа липкая. Несмотря на поздний вечер, Лос-Анджелес «радовал» невыносимой жарой. Берди, хозяйка дыры, которую отребье нашего района называет закусочной, не расщедрилась на ремонт кондиционера, и весь день мы буквально жарились. Ароматы с кухни пропитали одежду насквозь, и я держалась из последних сил, чтобы не послать всех к черту. Я вообще не должна была работать сегодня. Одна из официанток попросила подменить ее, потому что ее парня загребли копы и ей было не с кем оставить ребенка.

Говорят, Лос-Анджелес – город-убежище, но мне здесь ничуть не спокойно. Раньше, когда мы с бабушкой жили в Бруклине, все было проще. Не было этой изнуряющей жары, постоянных напоминаний о прошлом и обязательств перед человеком, которого я ненавижу всем сердцем. До переезда в Эл-Эй я хотела поселиться с бабушкой в каком-нибудь маленьком городке возле леса или океана, где бабушке было бы легче. У нас не было страховки, а больничные счета я бы выплачивала до конца своих дней. Бабушка не допустила бы этого. Я была готова позволить ей умереть, но теперь все изменилось. У меня появился шанс спасти ее, и будь я проклята, если дам ей умереть, не сделав все, что могу.

Собираюсь вернуться в зал и получить от Берди за самовольный перерыв, но телефон в заднем кармане шорт вибрирует, сообщая о новом уведомлении. Достаю сотовый и читаю короткое СМС.

Помяни черта. И я не о своей начальнице, у которой осветлитель волос давно сжег весь мозг.

Тяжело сглатываю и чувствую, как по спине пробегает холодок несмотря на удушающую жару, не отступившую к ночи. С недавних пор я превратилась в куклу-марионетку. Мною игрались, управляли, как дрессированной собачонкой. Все началось с переезда в этот проклятый город, потом последовали мелкие поручение, которые теснее связывали меня с прошлым. Потом онизапросили большего. И я выполняла все, нарушив клятву, данную бабушке и самой себе, не становиться такой же, как…

Вздрагиваю от воспоминаний, заполонивших голову, и стискиваю зубы до скрипа. Бабушка будет жить, даже если мне придется выпотрошить свою душу. Это все для нее.

В темноте пробираюсь к канализационной трубе, сую руку внутрь и, порывшись, нащупываю небольшой сверток. Оглядываю переулок – никого. Новое послание довольно легкое, но мне не увидеть, что в нем, из-за толстого слоя бумаги и скотча. На упаковке стоит уже знакомая буква «М», от которой меня бросает в холод. Если бы на скотче был штамм чумы, я бы не так сильно брезговала прикоснуться к очередной посылке. Тянусь к краю, чтобы развернуть сверток, но тут же одергиваю руку.

Черт его знает, что в ней, а проблем мне и так сейчас хватает.

Засовываю посылку в карман фартука и, взяв телефон, отчитываюсь, что забрала сверток. Такова моя новая жизнь: следовать указаниям безликого абонента в своем телефоне и ждать, когда все зайдет так далеко, что вернуться назад я больше не смогу. А это несомненно случится, и все, что я натворила, обрушится на меня и снесет, словно лавиной.

– Эй, Варгас! Я плачу тебе не за то, чтобы ты таращилась в стену. Возвращайся в зал сейчас же! – слышу писклявый голос Берди за своей спиной и оборачиваюсь.

Моя силиконовая начальница такая мелочь на фоне остальных проблем, поглощающих мою жизнь. Я даже не могу всерьез злиться на нее. Берди глупая Барби, которую муж отправил руководить закусочной, названной в ее честь.

– Иду, – отзываюсь я и закатываю глаза.

Обернувшись через плечо, замечаю, что за Берди выходит новый повар, и его рука лежит на ее бедре. Выгибаю бровь и фыркаю. На прошлой неделе Берди крутила роман с официантом. Но кто я такая, чтобы осуждать? Протискиваюсь мимо парочки, захожу в зал и начинаю отсчитывать минуты до конца своей смены.

Половицы скрипят под моими ногами, не позволяя остаться незамеченной. Из спальни бабушки доносится звук работающего телевизора. По доносящимся голосам и динамичной музыке догадываюсь, что она перед сном смотрела очередную теленовеллу. Возможно, я и чистокровная латиноамериканка, но любовь к мыльным операм не передалась мне через гены. Моя мать родилась в Гватемале, после смерти мужа бабушка Антония переехала в Мексику, где родилась я и прожила почти семь лет. Свое детство я помню смутно, а что помню… скажем так, лучше бы я была в полном небытие. И в Штатах жизнь не была медом. Я отставала в школе из-за плохого знания языка. Меня дразнили, обзывали и даже избивали. И дело не в моих корнях, а в бедности. Мои вещи всегда были потрепанными. Издевательства превратили мою жизнь в настоящий ад.

Но однажды все изменилось. В школе открылся музыкальный кружок, и весь остальной мир попросту перестал существовать. С четырнадцати лет каждый вечер после работы я проводила в театрах, бродила по Бродвею, мечтая, чтобы мое имя когда-нибудь оказалось на афише. Я горела пением и даже получила грант на учебу в Джулиарде. В тот день, когда я получила письмо о принятии в лучшую школу искусств, мне казалось, что жизнь наконец-то устала подкидывать мне испытания. Мечты становились реальностью.

Через неделю у бабушки произошел первый сердечный приступ. Мы потратили все накопленные деньги на ее обследование. Диагноз оказался неутешительным, и врачи в один голос твердили, что бабушке нужна пересадка сердца. Ее поставили в очередь и назначили поддерживающую терапию. Но если на лекарства я со скрипом могла найти деньги, то оплатить операцию было выше моих возможностей. Из-за задержки у бабушки начались проблемы с легкими. Она начала задыхаться. Чтобы оплачивать лекарства и продлить ей жизнь хотя бы на несколько месяцев, мне пришлось распрощаться с грантом и устроиться на вторую работу. Я делала все, что могла, два года. Но моих стараний всегда оказывалось мало. Мы голодали. Хозяин квартиры грозил нам, что выгонит на улицу.

Тогда в мою жизнь пришли М и призраки, от которых я бежала с семи лет. Мне предложили сделку: я работаю на М, а бабушке оплачивают операцию. Для начала мы переехали в Лос-Анджелес под предлогом того, что здесь есть врач, делающий благотворительные операции. Даже такие сложные, как пересадка сердца. Не уверена, продолжает ли бабушка верить мне спустя два года. Она продержалась так долго, а я сделала уже так много. Однако М этого недостаточно. Бабушке нужна операция как можно скорее. Она почти в самом верху списка у донорской службы. Но если нам позвонят сейчас, я никак не смогу ей помочь. Потому я продолжаю выполнять все, что нужно М.

Несмотря на высокооплачиваемую работу у М, я и в Эл-Эй тружусь в двух местах одновременно. Все деньги, полученные от заданий, я откладываю на операцию для бабушки, но еще я должна покупать лекарство бабушке, оплачивать счета и кормить нас.

Кстати, о второй работе. Вытаскиваю телефон из кармана шорт и чертыхаюсь. У меня есть час, чтобы отмыть от себя зловоние закусочной и отдохнуть. И прочитать послание от М. Но прежде я хочу увидеть бабушку.

Как можно тише подхожу к ее комнате и толкаю дверь. Как я и думала, по телевизору идет теленовелла. Пару недель назад я перенесла телевизор в ее комнату, чтобы она не вставала лишний раз. Глупые сериалы с единым сюжетом всегда поднимают ей настроение. Когда герой теряет память или попадает на необитаемый остров, бабушка искренне переживает за него. Нервничать ей вредно, но пусть лучше ее главной проблемой будет любовь персонажей из теленовеллы. В сериалах неизменно есть счастливый конец. Хочу, чтобы она видела его хотя бы на экране, если в реальности нас окружают лишь тучи.

Бабушка лежит на боку, и ее грудь едва заметно вздымается. Даже в полумраке вижу, как сильно она похудела и насколько она бледна. Черные волосы с легкой проседью потускнели со временем. Сжимаю кулаки с такой силой, что ногти впиваются в кожу. Мне хочется выть от боли и бессилия. М – моя последняя надежда. Эта тварь могла бы дать мне деньги авансом. М знает, что я сделаю все, даже самое невозможное, чтобы помочь бабушке, но считает, что я расслаблюсь и не выполню приказ. Я привязана к своему долгу, как собачонка.

Наклоняюсь и целую бабушку в щеку. Она никак не реагирует. Это к лучшему, бабушка должна выспаться. Выключаю телевизор и направляюсь в душ. Новое задание от М подождет конца моей смены в баре. Яростно сдираю запах паленого масла с кожи, а в голове прокручиваю различные варианты того, что на этот раз понадобилось М. Из-за этого человека меня могли арестовать десятки раз, а, может, даже убить. М не скромничает в своих требованиях.

Быстро переодеваюсь в чистую униформу клуба, прячу сверток под матрас и бегу к своей машине, которая все еще на ходу только благодаря чуду. Сегодня я работаю до шести утра. После я наконец-то смогу выспаться.

Завожу двигатель, и вдруг чувствую, как на колени что-то капает. Большое влажное пятно появляется на шортах. Провожу пальцами по щекам. Слезы.

– Господи, – бормочу я и всхлипываю.

Я не заметила… Смахнув слезы, опускаю голову на руль, и мой безудержный рев разносится салону. Чувствую, как мой внутренний поводок, на котором я держала себя последние два года, рвется. Вся боль выплескивается наружу. Мне нужна пауза. Хочу, чтобы весь мир просто остановился, и я бы смогла выдохнуть. Я теряю себя и с каждым днем боюсь никогда уже не вернуть. Девушка, смотрящая на меня в зеркале, похожа на Лилиану, но это не она. Лилиана была бойцом, а новая я… она стала подобием человека со сбитым моральным компасом. Она больше не пела на публике, а жалко рыдала в машине в полном одиночестве. Я вернулась к той забитой девочке, какой была.

И я знаю, кого винить. М. Но у меня нет сил даже на ненависть к этому человеку. Я просто устала. Не знаю, сколько выдержу еще.

Сегодня в «Лайме и соли» празднуют мальчишник. Жених и его шафер трижды ударили меня по заднице и засунули за это по сто баксов мне за пояс. Обычно я бы позвала службу безопасности или сама бы показала им, что бывает с теми, кто распускает руки, но увы, сохранить двести долларов было важнее, чем отстоять свое достоинство.

В отличие от закусочной Берди «Лайм и соль» – приличный бар с непомерно завышенным ценником. Униформа в виде блестящего бюстгальтера и микроскопических шортов компенсировалась хорошими чаевыми и высокой почасовой ставкой. Я могла бы полностью перейти на работу сюда. Эмма, хостес, даже предлагала мне вакансию певицы, но главным условием этой работы было раздевание. Соединять нечто столь прекрасное, как пение, и оголение перед толпой толстосумов – кощунство.