Адам остановился на мгновение, потом протиснулся в узкую щель.
Дорожка за оградой была посыпана щебенкой. Деревья с обеих сторон подступали к ней так близко, что ветви их смыкались вверху, образуя сумрачный свод. Ярдов через сто все оборвалось, и он шагнул на расчищенное от всякой растительности место у начала широкой расселины в склоне холма. Место это, по всей очевидности, и было сердцевиной сада, той центральной осью, от которой он раскладывался.
Справа, у вершины многоярусного, отделанного камнем амфитеатра, стоял пьедестал с мраморной статуей обнаженной женщины. Скульптор изобразил ее в странной, почти неестественной позе: правое бедро приподнято, туловище развернуто влево, а голова вправо и назад, словно она оглядывается через плечо. Правая рука согнута и стыдливо прикрывает груди; волосы украшены гирляндой; под ногами – опрокинутая ваза с рассыпанными цветами.
Все указывало на то, что Федерико Доччи представил свою супругу в образе Флоры, богини цветов. Ничего удивительного, но изощренная метафора заставила Адама улыбнуться.
Для тех, кто все же не узнал в статуе богиню, рядом, на возвышении, стояла, гордо выгибаясь на фоне темных каменных дубов, триумфальная арка. Две рифленые колонны поддерживали тяжелую перемычку с декоративными деталями, между которыми поместилось выгравированное имя:
Фьора – «цветок» на итальянском; на латыни – Флора. В том, что Федерико сделал выбор в пользу итальянской формы христианского имени жены, было что-то трогательное, нежное, некое указание на супружескую близость. Может быть, он сам называл ее так? Два крутых каменных стока по краям амфитеатра спускались к прорытой у основания длинной канавке. Дно ее устилали листья и прочий мусор, и на этой сгнившей подстилке лежала мертвая птица – бледные кости выглядывали из-под разложившейся кожи и перьев. Возле канавки, лицом к амфитеатру, стояла каменная скамья с многочисленными следами перенесенных непогод и надписью на латыни. Стихии постарались стереть ее, но разобрать буквы все еще было можно:
ANIMA FIT SEDENDO ЕТ QUIESCENDO PRUDENTIOR.
Душа в покое обретает мудрость. Или что-то вроде этого. Подходящий девиз для места, предназначенного для созерцания.
Взгляд его дошел до слива в конце канавки и, скользнув вниз по склону, наткнулся на насыпной холмик, увенчанный несколькими лаврами и окаймленный статными кипарисами. Разбегавшиеся в стороны две тропинки вели к темному лесу, окружавшему с трех сторон заросший луг, который уходил в долину и в дальнем конце которого пряталось среди деревьев какое-то каменное строение.
К холмику спускался короткий лестничный пролет. Адам обошел насыпь. Что она собой представляла? Ответ нашелся скоро: ничего. Холм насыпали только для того, чтобы поместить в нем глубокий, мрачный грот.
Неровный вход, как, наверное, и хотел создатель, напоминал горловину пещеры и был инкрустирован тесаным камнем и сталактитами. Положение солнца не позволяло рассмотреть, что находится в глубине грота.
Адам постоял в нерешительности, тряхнул головой, отбрасывая нехорошее предчувствие, и шагнул в зияющую темь.
– Ты видела его перед тем, как он ушел?
– Мельком. Сказала, что вы отдыхаете.
– Я хотела его повидать. В следующий раз разбуди.
– Конечно, синьора.
– Он что-нибудь сказал?
– О чем?
– О саде, о чем же еще.
– Нет.
– Ничего?
– Он было очень молчаливый.
– Молчаливый?
