Фаусто живописал эту самую сцену, помогая себе зубочисткой, когда к столу подошла синьора Фанелли.
– Фаусто, оставь парня в покое. Посмотри, он уже чуть жив.
Фаусто вперил взгляд в Адама.
– Оставь его в покое. Хватит. Иди домой, уже поздно, – повторила синьора Фанелли и вернулась к бару.
– Красивая женщина, – задумчиво произнес Фаусто, угощаясь очередной сигаретой из пачки Адама.
– А что случилось с ее мужем?
– Война. На войне всякое бывает.
– Так что случилось?
Фаусто прищурился, словно решая, достоин ли Адам ответа.
– Мы дрались за свою страну. За нашу страну. Против немцев – да, но также против других – коммунистов, социалистов, монархистов, фашистов. Мы дрались за будущее. Была… путаница. Бывало всякое. Война это дозволяет. Она это требует. – Он затянулся. Выдохнул. – Джованни Джентиле. Слышал о таком?
– Нет.
– Он был философом. Мыслителем. Правым. Фашистом. Имел дом во Флоренции. К нему пришли с книгами, притворились студентами. А когда он открыл дверь, расстреляли. – Фаусто отхлебнул вина. – Когда убивают мыслителей, прислушайся – где-то рядом смеется дьявол.
– Вы их знали?
– Кого?
– Тех, кто это сделал.
– Ты задаешь много вопросов.
– Просто раньше не получалось, вот и воспользовался шансом.
Фаусто усмехнулся. Рассмеялся.
– Да, верно, говорю я много.
– Ну что? – крикнула от бара синьора Фанелли. – То ты не появляешься месяцами, то от тебя не избавишься.
– Ухожу, ухожу. – Фаусто поднял руки и, повернувшись к Адаму, наклонился ближе. – Ты делаешь что-то и думаешь, что поступаешь правильно, но проходит время, и прежние утешения больше не действуют и уснуть не помогают. Это единственное, что я понял в жизни. Мы все думаем, что знаем ответ, и мы все ошибаемся. Черт, я даже не уверен, что мы знаем, какой был вопрос.
Адам же в этих словах нашел утешение для себя: Фаусто, оказывается, еще пьянее, чем он сам.
Итальянец осушил стакан и поднялся:
– Приятно было поболтать. Ты будь там осторожен. На вилле Доччи.
– Почему вы так говорите?
– Плохое это место.
– Плохое место?
– Всегда таким было. Люди там имеют склонность умирать.
Заявление прозвучало настолько мелодраматично, что Адам невольно улыбнулся.
– Думаешь, я шучу?
– Нет… извините. Вы имеете в виду сына синьоры Доччи?
– Ты слышал об Эмилио?
– Только то, что его убили немцы во время войны.
Фаусто раздавил в пепельнице сигарету.
– Да, так говорят.
Зацепиться за эту последнюю реплику Адам уже не успел.
– Вон! – потребовала синьора Фанелли, приближаясь к ним с грозно поднятой щеткой.
Фаусто повернулся, чтобы встретить опасность лицом к лицу.
– Летиция, ты чудесная женщина. Будь я побогаче, постарался бы взять тебя в жены.
– Ох, ох, – проворковала синьора Фанелли. – Так вот, сегодня ты стал еще беднее. Три бутылки вина.
– Я заплачу, – сказал Адам.
– Он заплатит, – подхватил Фаусто.
– Нет, не заплатит, – возразила хозяйка.
Порывшись в карманах, Фаусто выгреб несколько мятых бумажек и положил их на стол.
– Всем спокойной ночи. – Он слегка поклонился. – Фаусто здесь больше нет.
С его уходом в зале стало тише и как будто темнее.
Синьора Фанелли принялась убирать стулья.
– Фаусто, Фаусто, – устало вздохнула она. – Вы только не принимайте его слишком уж всерьез – у него сейчас что-то вроде депрессии.
– Почему?
– Коммунисты не слишком удачно выступили на выборах в мае. Набрали всего двадцать два процента, бедняги. – В ее голосе отчетливо прозвучало наигранное сочувствие.
