– Клянусь громовыми стрелами Юпитера, моя голова едва не лопнула от этого грохота! – воскликнул Крикс.
Спартак открыл рот, но снова закрыл его, не в силах что-либо сказать. Он был тоже потрясен, и крепко.
– Вы видели и слышали это новое оружие. Если мы вложим горшок с порохом в другой, побольше, а между стенок насыплем обломки железа, то от взрыва они разлетятся и нанесут немалые повреждения живой силе противника, – объяснил виновник торжества, – Можно делать небольшие гранаты, которые воины будут метать вручную, а можно и большие, метаемые катапультой.
Спартак, наконец пришедший в себя, стиснул изобретателя в объятиях.
– Да здравствует Димитриос Ништяк! Теперь римляне узнают гнев богов в полной мере!
Вопрос с производством гранат и бомб был решен, и все отправились обмыть это дело. А как же иначе!
Снова пили фалернское. На вертеле жарился баран, капая жиром на угли и распространяя аромат жаркого на весь лагерь. Каждый сам отрезал себе куски уже готового мяса и поедал с большими ломтями хлеба.
– Щас спою! – объявил Спартак после четвертой чаши.
Принесли музыкальный инструмент, в котором Дмитрий признал трехструнную лиру.
Спартак, настроив её, запел на мотив марша:
Сегодня Рим – в который раз!
Заполнил Колизей.
Гремит труба, все пьют вино,
И слышен лязг цепей.
Вот на арену вышел раб.
Он в шлеме голубом!
На смерть сегодня избран он.
Толпе – салют мечом!
Другой, без шлема рядом встал.
Трезубец у него!
И сеть в его руке висит,
А больше ничего.
Друг друга видят в первый раз,
Но надо убивать!
Не за страну, не за жену,
А чтобы развлекать!
И кровь из ран под рев толпы
Пролилась на песок,
И парень с сетью вдруг упал:
Стоять уже не мог.
И Кесарь палец опустил,
Взметнулся в небо меч,
А побежденный крикнул: Бей!
Но только не калечь!
В глазах застыла синева,
А зрители ушли.
Для их потехи раб погиб
От родины вдали.
Ну, что такого?
Раб погиб.
Забыли и ушли…
– Сильная песня! – похвалил Моше.
Дмитрий поддержал его аплодисментами. Действительно, глубоко цепляет.
– А ты, Димитриос, не споешь ли нам? – спросил Крикс, улыбаясь и протягивая чашу.
– Я спою, только на родном языке, – ответил уже захмелевший Ништяк.
Старинная русская песня разнеслась над Везувием. Голос у Дмитрия был неплохой, сильный такой, баритон. Когда он закончил, все захлопали.
– Теперь переведи, о чем песня! – воскликнул Спартак, вытирая жирные руки о край плаща.
– Галеры показались из-за острова на могучей реке Итиль. Это отряд Стефана, по прозвищу Разящий Меч, возвращался из набега в земли персидского царя, где они взяли богатую добычу. На носу передней галеры сидит сам вождь со своей новой наложницей – дочерью царя. Он весел от вина и от новой женщины, с которой провел ночь. Но воины ропщут, что вождь нарушил обычай, что он променял их удачу на женщину, и сам теперь станет, как женщина, слаб и нерешителен. Разящий Меч слышит этот ропот и насмешки. Признавая справедливость предъявленных обвинений, он берет дочь царя на руки и провозглашает, что во имя дружбы и единства принесет красавицу в жертву богу реки. Затем он бросает девушку в реку. Взывает к воинам спеть гимн, чтобы душа погибшей успокоилась в подземном царстве.
Все долго молчали. Первым высказался германец Эномай из Гипербореи, один из командиров, гигант с белокурой косматой гривой.
– Мы тоже плавали в набеги. На драккарах. Только по морю, не по реке. Обычай нарушать нельзя, никаких баб на судне быть не должно. Из-за них всегда возникают ссоры и удача покидает отряд. В пешем набеге – другое дело. Там можно брать с собой баб, сколько хочешь.
